Еще одна шумиха.

Неизвестный: Слишком напугана, маленькая мышка?

Словно бросая мне вызов, дверь захлопывается. Я вздрагиваю от шума, сердце подпрыгивает в горле. Даже если бы я хотела закричать, то не смогла бы издать ни звука.

Моя грудь беспорядочно качается, страх становится все сильнее.

Я: Я звоню в полицию.

Я чувствую осуждение сквозь стены. Вот я называю его киской и призываю выйти. Потом, когда ситуация изменится, я угрожаю вызвать полицию.

Потому что это умный поступок, тупица.

Тогда какого хрена я чувствую себя такой тупой, когда говорю это? Как такое возможно?

Неизвестный: Ты помнишь, что я сказал в прошлый раз?

Как я могла забыть? Чем больше я его не слушаюсь, тем тяжелее наказание. Я прикусила губу, всерьез подумывая о том, чтобы подняться наверх и найти его. Я отпускаю дрожащий вздох.

Мне предстоит сделать выбор, и я уже знаю, что он будет неправильным.

Смирившись, я начинаю печатать.

Я: Вот и я, придурок.

Я держу телефон в одной руке, а нож — в другой. Ни за что не собираюсь снова стать идиоткой и выронить нож. Он будет крепко держаться в моей руке, точно так же, как и в лице этого парня, когда я его найду.

Я тихо поднимаюсь по ступенькам. Хотя не уверена, что это имеет значение, слышит он мое приближение или нет. У меня ужасное чувство, что, хотя я иду искать его, он найдет меня первым.

Знакомое пьянящее чувство поселяется в моем нутре. Оно бурлит, как алкоголь в пустом желудке. На лбу выступает пот, а во рту такое ощущение, будто я проглотила песок.

Я чертовски напугана.

Ряд бра на каждой стороне коридора дает достаточно света, чтобы увидеть, что там никого нет. Я включаю фонарик на своем телефоне и начинаю с первой комнаты.

Я медленно прохожу в каждую комнату, проверяя, все слева и справа от себя, прежде чем войти дальше. И проверяю за дверями и в каждом углу комнаты.

Шкаф — это самое страшное. Открываю дверь и понимаю, что могу оказаться лицом к лицу с мужчиной.

Мужчиной, который хочет наказать меня.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я обнаруживаю, что первый шкаф пуст. Мое бедное сердце сейчас страдает от сильного сердцебиения. Я не думаю, что такое количество страха в моей крови полезно для здоровья.

Тем не менее, я иду дальше, обнаруживая, что следующие две комнаты тоже совершенно пусты.

В этом коридоре осталось еще две комнаты и ванная. И, наконец, дверь в самом конце коридора, ведущая на чердак.

Если он там, то пусть там и остается. Я ни за что не полезу на этот чертов чердак, чтобы найти его. Лучше с радостью признаю поражение.

Глубоко вдохнув, я встаю лицом к своей спальне. Если не считать чердака, это единственная комната в этом коридоре с закрытой дверью.

Что он сейчас чувствует? Стоит по ту сторону и ждет, когда я войду. Наши роли поменялись, на этот раз я задерживаюсь за дверью. Тем не менее, остаюсь в ужасе, в то время как он спокойно ожидает меня. Предвкушая все то, что он собирается мне сказать. Что сделает со мной.

Как он собирается причинить мне боль. Наказать меня.

Собравшись с духом, я поворачиваю ручку и открываю дверь. Когда она распахивается, крик подкатывает к моему горлу.

Он даже не попытался спрятаться.

Двери моего балкона распахнуты, лунный свет льется внутрь. И там, темная фигура, окутанная белым светом, — моя тень. Смотрит на меня со злобной улыбкой на лице и клинком в руке.

Глава 15

Манипулятор

Я не двигаюсь, когда он смотрит на меня. Могу только представить выражение моего лица, когда я увижу, что он стоит там и ждет меня.

За моей кроватью горит бра, давая приглушенный свет. Достаточно, чтобы я могла его хорошо разглядеть. Он одет во все черное. Кожаные ботинки, джинсы, плотно обтягивающие широкие бедра, и подходящая толстовка, которая кажется на размер меньше.

Тем не менее, я не могу разглядеть его лицо — этот чертов капюшон.

Мой язык высунулся, смачивая пересохшие губы.

— Сними капюшон, — говорю я с легкой дрожью в голосе. Он не снимает. И не говорит.

Под страхом начинает нарастать гнев.

— Ты хотел, чтобы я нашла тебя, котик. Я так и сделала. Так сними свой гребаный капюшон и покажи мне свое лицо, — требую я, мой голос растет вместе с гневом.

Греховная ухмылка появляется на его губах, когда он слышит свое новое прозвище. Он думает, что это игра в кошки-мышки. Если он хочет унизить меня прозвищем, будет справедливо, если я отвечу ему тем же.

Медленно он поднимает руку и снимает капюшон с головы, нож сверкает, словно насмехаясь надо мной. У меня тоже есть свой нож.

Любой триумф, который я испытывала из-за своей маленькой уловки, исчезает, как масло на раскаленной сковороде.

И весь страх, который я испытывала, утраивается. Его лицо… не похоже ни на что из того, что я видела. Но в том-то и дело, что я видела его раньше. Непохожие глаза выдают его.

В книжном магазине я видела только часть его лица. Тогда он показался мне в меру привлекательным. Но теперь, когда я вижу эти части как единое целое, он разрушителен.

Его правый глаз темнее полуночного неба, а другой — полная противоположность. Его левый глаз настолько обесцвечен, что почти белый. Шрам, начинающийся от середины его лба и проходящий прямо через белый глаз до середины щеки, — это то, что я не могу забыть с тех пор, как увидела его в книжном магазине.

Несмотря на уродливый шрам, он только подчеркивает его абсолютную красоту. Линия челюсти настолько острая, что он мог бы огранять ею бриллианты. Прямой, аристократический нос. Полные губы. И короткие черные волосы, достаточно длинные, чтобы провести по ним руками.

Это неправильно. Так неправильно.

Меня не должно тянуть к преследователю.

Его присутствие настолько подавляющее, что кажется, будто он ростом в десять футов и тенью ползет по потолку, скользя ко мне. Эта комната кажется крошечной, когда он в ней. Я чувствую себя крошечной, когда он здесь.

Он делает шаг ко мне, на его лице остается намек на ухмылку — лишь малейший изгиб губ.

Я делаю шаг назад. Наконец-то мои инстинкты не совсем ушли в сторону, и я делаю свой первый умный шаг за эту ночь.

— У кошки есть язык, мышонок?

На мгновение я закрываю глаза. Его голос