— Вставай! — крикнул Хольгер. — Уходим!

Гедимин перевернулся на левый бок. Его выворачивало наизнанку, он мог только хрипеть и мотать головой.

— Беги, — кое-как простонал он, глядя на склонившегося над ним сармата. — Беги!

— Давай, атомщик, — Хольгер рывком поднял его и куда-то потащил. — Влезай, мы поместимся. Я держу тебя. Руку сюда. Хватайся. Вот так. У нас экзоскелет. Мы возьмём корабль. Держись, атомщик. Вот так, ещё немно…

Его отбросило в сторону, протащило по полу, а следом рухнул и Гедимин — он вперёд, вниз лицом, а экзоскелет, в который он так и не влез, — назад. Он ещё пытался встать, когда его вдавило в палубу защитное поле. Хольгер лежал рядом, и его тело слабо дёргалось от бесшумных выстрелов. Пахло раскалённым металлом и вскипающей Би-плазмой, спина сармата дымилась. Гедимин, стиснув зубы, пополз к нему, едва не сдвинул защитное поле, но тут сверху навалились охранники. Сармат не слышал их воплей, не чувствовал ударов, — он видел только голову Хольгера, повёрнутую набок, и чёрное дымящееся отверстие в его виске.

Он так и не потерял сознание. Через несколько минут прибежал кто-то из командиров, наорал уже на охрану, сармата подняли и куда-то поволокли. Он застывшим взглядом смотрел в небо, и с лица не сходила перекошенная ухмылка. «Пять трупов и расплавленный реактор,» — он смигнул набежавшую каплю влаги. «Хорошо ушёл. Мне бы так.»

Часть 14. 10.02–30.04.29. Земля, Северный Атлантис, город Сокорро — Луна, кратер Пири, город Кларк

10 февраля 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро, космодром Хуарес

По коридору, грохоча стальными «копытами», шёл кто-то в тяжёлом экзоскелете. Перед камерой Гедимина он остановился. Сармат сердито сощурился, но подниматься не стал. Он вообще редко вставал в последние дни. После смерти Хольгера за ним следили — постоянно кто-то маячил у окошка, рану перевязывали, кололи анестетики, давали воду и пищу. Допрашивать его не пытались, одежду не отнимали (не считая куртки — так удобнее было делать перевязки), даже не включали в камере ток. Первые дни сармат гадал, что у Торрегросы на уме, потом выкинул это из головы, — так или иначе, едва ли Гедимина собирались отпустить с миром и выдать ему крейсер под командование.

— Юпанки отворачивался, сэр, — за дверью разговорился один из охранников. — Ещё — пил сок. И принёс табак…

Гедимин вспомнил Стивена и не сдержал усмешку. «У „макак“ нет смартов. Жалуются устно. Зря Юпанки делился с ним соком. Надеюсь, он там и всё это слышит.»

Думать сейчас о Юпанки, его напарнике и их нелепой грызне было в высшей степени глупо, но более внятные мысли Гедимина давно не посещали. А когда он вспоминал о реакторах, перед глазами всплывал неподвижный Хольгер и дымящаяся дырка в его виске. Лучше было думать о Юпанки. «Табак… Хосе, помнится, приносил наркотики… То ли измельчали, то ли цивилизовались…» — он глупо хихикнул.

— Сержант Юпанки, три наряда вне очереди! — повысил голос утомлённый и сердитый Торрегроса. — Рядовой Конрой, три наряда с ним вместе. Открывайте!

Дверь распахнулась. Двое мрачных охранников встали над булькающим Гедимином. Торрегроса остановился в дверях, оценивающе глядя на него.

— Это хорошо, что вам весело, сеньор Кет, — ровным голосом сказал он. — Я бы тоже повеселился. Но время идёт, корабли взрываются, а пользы от вас как не было, так и нет. Вы очень надоели мне, Гедимин. Юпанки, Конрой! В медчасть.

«Опять под сканер?» — вяло удивлялся Гедимин, пока его тащили по коридорам. Медики, едва взглянув на Торрегросу, испуганно засуетились. Сармата бросили на дно капсулы, растянув за руки, закрепили на лодыжках и предплечьях браслеты, поперёк живота застегнули обруч. «А он меньше давит, чем в прошлый раз,» — отметил про себя сармат. «Странно. Эту неделю меня кормили.»

— Сержант Юпанки, — задумчиво сказал Торрегроса, встав над распластанным сарматом с непрозрачной ёмкостью в руках, — подал интересную идею. Вы чего-нибудь боитесь, Гедимин?

Сармат мигнул.

— Можете не отвечать, — сказал Торрегроса. — Вы не хотите со мной говорить, я это давно понял. Говорят, кое-чего боится каждый сармат. Может быть, это оно?

Он резким движением наклонил ёмкость над Гедимином, и тот увидел белесую жижу. Она булькала, вздуваясь пузырями, и выпускала во все стороны прозрачные псевдоподии, цепляясь ими за контейнер. Сармат изумлённо мигнул. «Эа-форма⁈ Откуда…»

Торрегроса наклонил контейнер ещё немного. Жижа пыталась удержаться, но сила тяжести медленно тянула её к Гедимину. Вот капли повисли на нижней кромке… Сармат дёрнулся, пытаясь вывернуться из браслетов. Торрегроса удовлетворённо кивнул.

— Да, это оно.

Он вытряхнул жижу из контейнера. Она выплеснулась на грудь Гедимина, и он закричал. Он чувствовал, как жжёт кожу, и как белесая масса расползается во все стороны, въедаясь в тело. «Эа-форма… эа-формирование… нет!!!»

Медик хлестнул извивающегося сармата по лицу, приводя в чувство. Тот даже не ощутил боли. Приподняв голову, он посмотрел на грудь. Жижа ещё клокотала, вытягивая псевдоподии. Гедимин чувствовал каждую каплю. «Вот и всё. Теперь стану слизью. Мозг выгниет, а я…» — он глухо застонал. «Додумались, „макаки“. Теперь всё без толку…»

Медик полил его из шланга, смывая белесые ошмётки. Сармат смотрел на изъеденную кожу, сочащуюся чем-то бесцветным, и тяжело дышал. «Мутация,» — он снова застонал, глядя на Торрегросу с бессильной ненавистью. «Нашли, как поддеть…»

— Sa hasu! — выплюнул он человеку в лицо. Тот усмехнулся и ткнул пальцем в покрасневшую кожу.

— Время ещё есть, верно? Можно выжечь заражённое место, — сказал он. — Нейтроны, так? Я не силён в физике, врачам виднее, но ещё два часа у вас есть. Можете напоследок оставить о себе добрую память. Работающие реакторы на космодроме Хуарес… Они там плавятся и иногда взрываются. Остановите их, сеньор Кет. И мы не дадим вам стать лужей слизи.

«Есть время?» — Гедимин недоверчиво посмотрел на Торрегросу, затем на медиков. «Я ещё могу остаться… сарматом?»

— Засеките два часа, — приказал капитан. — Я посижу тут. У нас в Сокорро мало