своему ребенку. И гордится им. Даже несмотря на то, что он показывает пальцем.

Только когда они сели в машину – Карл на пассажирском сиденье, подтянув ноги к ушам, а Даника с Ага-той сзади, – Йован еще раз спросил о родственниках. Он как раз завел мотор.

– Так где мама с папой? Можем сейчас к ним поехать. Эгги ведь не против, правда?

Он обернулся к Агате, быстро взглянув на то, как она улыбается и кивает из-за оттопыренного пальца. Жест был однозначен. Конечно, она не против, о чем бы он там ни говорил.

– Отлично, так и сделаем! – подытожил Йован и похлопал по рулю. Остальные молчали. – Так где нам их искать, Даника?

Даника протянула руку между Йованом и Карлом и указала на дорогу, ведущую прямо к церкви.

– А, так они в церкви? – сказал Йован и включил передачу. – Или в гостях у священника? – В следующее мгновение машина дернулась, отчего Агата взвизгнула от боли сквозь улыбку.

– Не совсем, но близко, – сказала Даника. – Я обустроила для них отличное местечко прямо за церковью.

Папа переехал первым, несколько лет спустя присоединилась мама. Не рассчитывай, что они будут много говорить. Или что они встанут поздороваться.

На переднем сиденье стало очень тихо.

Йован съехал на обочину. Он не стал глушить мотор, не оборачивался, просто смотрел вперед сквозь лобовое стекло. Впереди ехал парень на хромой кобыле. Да-ника узнала в нем сына владельцев одной из окрестных ферм. Он был дурачком, и все же она стала его первой женщиной, когда его братья уехали на войну. Можно сказать, спасла его жизнь, по крайней мере, после этого он уже не рвался никуда уехать. А братья домой так и не вернулись.

– Ты хочешь сказать, мама с папой умерли?

Никогда еще голос Йована не звучал так сухо. Словно он впервые осознал, что жизни рано или поздно приходит конец.

– Да, они умерли. А Стефан и Таяна уехали, и я не знаю, вернутся ли когда-нибудь домой.

Они в молчании поехали обратно на ферму. Агата впервые была поразительно молчалива. Сидела, выставив белую антенну, и не понимала, что стряслось. Только что нечто произошло. Данике было ее даже жалко.

Когда они остановились во дворе, Даника нарушила молчание и предложила брату с невесткой переночевать на ферме, если они хотят. Можно постелить в комнате наверху. Агата приветливо улыбалась и явно испытывала облегчение, что кто-то заговорил. Йован отказался. Они ожидали, что в доме не будет свободной комнаты, и уже заселились в единственный в городе отель, хотя он и не соответствовал привычным стандартам. Агата спрятала недовольство, если оно было, за пальцем и дополнительным слоем красной помады, который ей удалось нанести левой рукой, пока они в тишине тряслись по проселочной дороге. Данику это впечатлило.

Йован показал ферму жене, Даника в это время приготовила завтрак. Она наблюдала в кухонное окно, как супруги идут по двору к хлеву. Говорил все время он. Агата же внимательно слушала, сквозь всю краску на лице читались внимание и беспокойство. Постепенно она тоже узнавала историю семьи.

Даника заметила, что Йован разрешил ей только быстро заглянуть в хлев и совсем не повел за него. Может, просто не считал интересными загон для осла, церковный колокол и другие необычные предметы в стене. Стеснялся или боялся, что по его жилам течет что-то странное? Может, поэтому он и сбежал. Но то же самое дало ему способность мечтать.

Когда они зашли в амбар, Мирко с Леоном появились из-за хлева. Видимо, он прятал мальчика в шерстяной комнатке или, по крайней мере, в отдалении.

Она вдруг подумала, что ничего не имеет против, если Йован и Агата уедут сразу же, без промедления, и прихватят с собой Карла. Мирко и Леон могут остаться у нее. Она знала, что неправильно так думать, но это было лучшее, что могло произойти. В ней проснулась любовь к Мирко, иногда пугающая. Он ведь настолько младше. Но в то же время такой зрелый.

И еще он удивительно добр к Леону.

С Мирко все становилось легче.

Даника не сомневалась, что Мирко чуть не молился на нее. Она уже давно заметила его робкие взгляды, и, придется признать, они ей нравились. Молодой, жаждущий и очень нежный взгляд, который поглаживал ее тело, светился, подбираясь к ее лицу. Мирко от природы был настолько осторожным и кротким, что это почти причиняло боль. Понятно, что она его безумно притягивала. Едва ли остался участок ее тела, который он еще не исследовал глазами. Она не могла не поиграть с его восхищением и не вильнуть бедрами чуть сильнее, когда точно знала, что он смотрит. Или расстегнуть платье, чтобы лучше видно было ложбинку между грудей. Это забавляло. Она привыкла к опытным мужчинам с их похотью, и желание девственника поначалу казалось ей смешным. Несерьезным. Но у Мирко все было всерьез. Он единственный на деле помогал ей. Карл ничего не видел, хотел только секса. А синие глаза Мирко по-настоящему видели Данику.

Она отлично знала, что им не следовало целоваться в тот день в хлеву. Подло с ее стороны играть с его чувствами, но ей так хотелось поцелуя. Он уже не был мальчишкой и становился довольно красивым. Она отбросила эту мысль. Безнадежно. И совершенно неуместно. У нее ведь есть Карл.

Наклонившись с тяжелым вздохом, Даника достала спрятанную в шкафу бутылку водки.

Остаток визита Агата словно бы вращалась вокруг своего мужа. Данике пришло в голову, что все это было от страха: Агата пыталась защитить Йована, постоянно окружая теплом и вниманием. Она, как и Даника, чувствовала, что с мужем что-то происходит. Столкнувшись с действительностью, он погрузился в состояние, похожее на шок. В заботе Агаты было что-то забавное и вместе с тем очень трогательное. А Йован был жалок и несчастен.

Пара коротала дни, навещая могилу на кладбище, катаясь по окрестностям и выходя на короткие пешие прогулки. Они ездили и в соседние города долины. Когда заезжали на ферму позавтракать или пообедать, Даника и Мирко держали Леона на расстоянии, но так, чтобы это не было заметно. Агата всегда улыбалась при виде мальчика, а сквозь похожие на крылья стекла очков сочился страх. Карл обычно исчезал среди полей и скота при виде подъезжавшего автомобиля.

После завтрака Йовану всегда удавалось уговорить жену отдохнуть в одной из комнат первого этажа. Агата казалась самой измотанной из них всех. Особенно после приема пищи: забинтованный палец мешал ей есть привычным образом, а обращаться с приборами по-европейски