Шрифт:
Закладка:
3. Операционная, где работали Алёшкин, Дурков и другие врачи, впоследствии малая операционная.
4. Сортировочная, впоследствии перевязочная для ходячих раненых.
5, 6, 7. Эвакуационные палатки.
8, 9. Палатки госпитальной роты.
10. Операционная госпитальной роты, впоследствии закрыта.
11. Штаб, жильё штабных работников и Клименко.
12. Аптека и склад медснабжения.
13. Продуктовый и имущественный склады.
14, 15. Кухни.
16. Жильё личного состава медсанбата.
17. Жильё командира медроты.
18. Места стоянки автомашин.
19. Электродвижок.
Колодец.
Группы больших деревьев.
Кустарник.
Болотистый луг.
Помня про приказ начсандива, решили не ложиться спать до тех пор, пока доверенный каждому объект не будет полностью оборудован. Борис и Дурков со своими отделениями занимались второй операционной в палатке ДПМ. В ней поставили четыре операционных стола (два железных и два на козлах из носилок), развернули две специальные укладки. Решили, что каждый врач будет одновременно работать на двух операционных столах, ему будут помогать перевязочная сестра и санитары, операционной сестре придётся обслуживать все столы.
Закончив с этим, приступили к оборудованию первой операционной в здании аптеки, в ней должны были работать также два врача одновременно на двух операционных столах, к каждому прикреплялась своя операционная, своя перевязочная сестра и санитары. В случае необходимости принимал участие в операции и второй врач. Эту операционную поручили врачу Крумм, и ей пришлось помочь.
Доктор Симоняк вместе с двумя перевязочными сёстрами в одной из комнат сохранившегося здания казармы оборудовал перевязочную для легкораненых, там же он и должен был работать.
Сортировка поручалось врачу, назначенному командиром взвода, Криворучко, но она совершенно не умела кем-нибудь руководить, и поэтому оборудование этого участка Сангородскому пришлось взять на себя.
Доктор Башкатов со своей госпитальной ротой поставил три палатки ДПМ, в двух из них на разостланном брезентовом полу были расставлены носилки, они должны были служить госпитальными койками для нетранспортабельных раненых. Третья палатка предназначалась для госпитальной операционной, где Башкатов со своими тремя хирургами предполагал оперировать самых тяжелораненых.
Доктор Долин с выделенными ему людьми санвзвода поставил три палатки ДПМ для размещения раненых, готовящихся к эвакуации.
Старший военфельдшер Пальченко поставил палатку ППМ и развернул в ней походную аптеку. На плите, сохранившейся в кухне одной из квартир, установили примусовый автоклав и перегонный куб. Там же решено было стерилизовать инструменты для всех операционных и перевязочных.
Сангородский и Клименко решили оснастить все помещения (операционные и перевязочные) электричеством. Для этого в одной из комнат жилого дома установили движок. Штатный электрик быстро провёл воздушную проводку, ввинтил лампочки и завёл движок. И тут оказалось, что из палаток и окон здания аптеки во все стороны брызжут снопы света. Медсанбатовцы уже понимали, что подобная демаскировка недопустима. К счастью, на этом участке фронта финны самолётов не применяли, по крайней мере, их ещё никто не видел, следовательно, сверху «иллюминация» не заметна, но может привлечь внимание «кукушек», и это грозит солидными неприятностями. По распоряжению Клименко все принялись самым тщательным образом закрывать щели и щёлочки в палатках и зданиях. Над этим пришлось повозиться порядочно, но в конце концов удалось добиться достаточной светомаскировки.
Одновременно со службами медсанбата было развёрнуто всё, что нужно и для хозяйственного обслуживания раненых.
Уже брезжил рассвет, когда основные работы по налаживанию работы медсанбата закончились. Все устали, но были очень довольны, так как убедились, что могут развернуть основные части батальона быстрее, чем за сутки. С разрешения Сангородского люди пошли отдыхать — все, кроме часовых. Начальник штаба Скуратов после того, как командир медсанбата был отстранён, почувствовал, что и он пока своих обязанностей не выполняет. Он решил позаботиться об охране медсанбата: установил пароль, назначил командира взвода охраны караульным начальником, а его младших командиров — разводящими, расставил посты вокруг всего лагеря из личного состава этого взвода. С тех пор они стали нести свою охранную службу.
Когда в девять утра начсандив был остановлен у входа в медсанбат часовым, который не впустил его, так как тот, естественно, не знал пароля, а вызвал караульного начальника, Исаченко был удивлён и обрадован, что наконец-то медсанбат принимает военный вид. Разбуженный караульным начальником Сангородский доложил, что всё готово к приёму раненых, для чего личный состав работал почти всю ночь, и поэтому он разрешил всем отдыхать до 10 часов.
Вместе с Сангородским начсандив обошёл палатки и помещения, и, по-видимому, остался доволен. Он сказал, что собирается ехать на командный пункт дивизии, где передаст в полковые медпункты информацию, что всех раненых теперь следует направлять сюда. Также он предупредил, что сегодня или завтра в медсанбат прибудет представитель санотдела армии, его нужно как следует встретить. Затем он уехал, это было 5 августа 1941 года.
* * *
Между прочим, вступив в должность командира медсанбата, Лев Давыдович решил закрепить формально то, что он произвёл самовольно. Он дал распоряжение начальнику штаба Скуратову издать приказ о переводе врача Скворец из санвзвода в состав медицинской роты на должность ординатора первого отделения. Побуждением к изданию такого приказа, кроме желания помочь чем-то симпатичным ему Алёшкину и Тае, послужило и то, что он увидел, как молодая врач хладнокровно и уверенно держится в операционной, как толково и быстро выполняет все указания Бориса, да и сама достаточно квалифицированно обрабатывает несложные раны.
Вся последующая деятельность этого отделения-бригады, вскоре признанной в медсанбате одной из лучших, подтвердила правильность и целесообразность принятого Сангородским решения. Теперь Перов и свою злость и, может быть, зависть должен был спрятать поглубже. Таким образом Борис стал, хотя и временно, командиром медроты, а Тая, к их обоюдной радости, теперь уже могла вполне официально находиться в пределах расположения этой роты.
Как мы уже отмечали, на территории, занимаемой медсанбатом, имелось здание маленькой финской баньки. Использовать это здание для каких-либо медицинских целей было невозможно, решили сделать там жильё для командира санбата Сангородского. Старшина Красавин приказал двум санитарам тщательно убрать помещение, из имевшихся там лавок соорудил подобие топчана, выпросил из госпитальной роты один ватный матрас, простыни и байковое одеяло (всё это — невиданная с самого начала существования медсанбата роскошь), добыл в одной из комнат казармы колченогий стол, — и таким образом оборудовал «квартиру» для комбата.
К его удивлению, доктор Сангородский от этого помещения отказался. Он предпочёл поселиться в сортировке, говоря, что ему, по всей вероятности, как и на первом месте стоянки, прежде всего придётся заняться сортировкой раненых.
Банька находилась в нескольких шагах от второй операционной и чуть дальше от первой. Поскольку командиру медроты, как полагал Сангородский, придётся руководить работой в обеих операционных, он и предложил отдать «квартиру» командиру медроты врачу Алёшкину. Впоследствии жизнь подтвердила правильность и этого принятого им