стену уже тогда, когда Михайловский проникнет в город. В 3,5 утра левая брешь-батарея загремела, а в это время роты Михайловского, с шанцевым инструментом и ракетными станками, незамеченные подошли к самой стене. Неприятель открыл пальбу, когда наши уже переходили последний рукав речки Кашки. Под градом пуль солдаты поставили лестницы и полезли наверх: как только блеснули на стене штыки, шахрисябцы побежали. Абрамов сейчас же послал казаков разломать ворота «Раватак», что было исполнено в 10 минут. Через четверть часа и левая колонна показалась на стене, не встретив здесь большого сопротивления. Теперь обе колонны, соединившись, пошли вместе по направлению к китабской стене. В узких уличках, между садами, растерянные шахрисябцы метались как угорелые и впотьмах натыкались на наши войска, так что кончалась одна схватка, начиналась другая — все холодным оружием. Дойдя до просторной площади на перекрестке улиц, отряд остановился в ожидании рассвета; горевшие кругом склады клевера освещали незнакомую местность. Несколько дальше, у ворот Китаба, наши были встречены ружейным огнем; после нескольких залпов картечью и гранатами стрелковая рота 3-го батальона смело бросилась на стену левее ворот и открыла их. Войдя в город, отряд беспрепятственно дошел до брошенной цитадели, не сделав ни одного выстрела. В 8 часов утра доселе неприступная твердыня была в наших руках. Утомленные войска не могли в тот же день занять другой город, Шарь, откуда вскоре явилась депутация с изъявлением покорности. По показаниям пленных, защитников было 8 тыс., но беки могли выставить 13 тыс., если бы знали заранее о движении Абрамова. В таких именно силах они всегда отбивались от полчищ бухарского эмира. На другой день Абрамов посетил город Шарь; жители встретили его за три версты. Абрамов объявил им, что Шахрисябз будет передан их законному государю, бухарскому эмиру, и пусть они, возвратившись домой, спокойно ожидают назначения новых беков. Действительно, на другой же день явились новые беки с 1,5 тыс. всадников, которые и были водворены в новом владении. Беки Джура-бий и Баба-бий успели убежать в Кокан, но там были схвачены и выданы русским властям.

Усмирение Шахрисябзя, не признававшего ничьей власти, еще раз показало несокрушимую силу русского оружия, а немедленное его возвращение бухарскому эмиру — нежелание нашего миролюбивого монарха расширять без надобности свои и без того обширные владения.

Рядом с умиротворением шло обстоятельное изучение нового края. Русские войска, под начальством того же Абрамова, исходили ледники Зарявшана; они то поднимались в горы, то спускались в глубокие ущелья, где никогда не ступала нога сарбаза. Горные воинственные племена смирились, признали власть эмира, а русские ученые воспользовались этими экспедициями, чтобы исследовать неведомый и богатый край. Воин, купец и ученый — каждый внес свою лепту, чтобы на далекой окраине русской земли население, жившее прежде лишь грабежом и насилием, зажило теперь мирным трудом, благословляя наступление новых, более счастливых времен.

Хивинский поход 1873 года

I

По счету это был третий поход в Хиву.

Как во времена Перовского, так и теперь Хива могла выставить для своей защиты до 40 тыс. войска, но она страшна была не этим, а страшна окружающими ее безводными пустынями, по которым проходили лишь караваны, да и то с опаской, потому что подвергались нападениям шаек, живших грабежом. С падением Бухары мы приблизились к Хивинскому оазису настолько, что уже можно было подумать свести старые счеты с этим коварным врагом. Наши громкие победы на берегах Сырдарьи и Зарявшана, падение таких городов, как Ташкент и Самарканд, нисколько не образумили хивинцев. Они, помня наши прежние неудачи, ежегодно появлялись шайками среди подчиненных нам киргизов, вымогали подати именем хана, а в случае сопротивления разоряли целые аулы. За два года до похода 1873 года, благодаря таким же шайкам, сообщение между Оренбургом и Ташкентом прекратилось вовсе: убивали проезжих, тащили русских людей в неволю, грабили караваны. Дерзость хана дошла до того, что он или вовсе не отвечал на письма туркестанского генерал-губернатора, или отвечал ему надменно, точно владыка мира. Когда же до него дошли слухи, что русские готовятся к походу, хан испугался и собрал на совет старшин от всех племен, спрашивая, что ему делать, если нагрянут русские. Большинство старшин отозвались, что хану не под силу бороться с русскими, хотя бы он собрал всех подчиненных ему кочевников. Тогда кто-то присоветовал пригласить на совет старшего муллу мангышлакских туркмен, человека бывалого и знакомого с русскими; его звали Нур-Магомет.

— Хочу знать, — сказал ему хан, — что ты посоветуешь нам теперь делать? Твой отец был всегда лучшим советником моего отца; надеюсь, что и ты дашь мне хороший совет.

— Поздно уж теперь, — ответил Нур-Магомет. — Многие десятки лет могущественнейший в мире змий лежал к вам хвостом, голова же его была далеко на западе. Что же вы делали в это время, вы, едва заметная глазам мошка? Вы, как моль, точили его перья на хвосте и даже дерзнули держать его детей в неволе. Много раз я вас вразумлял: вы не хотели меня слушать. Теперь же, когда могучий змий повернул к нам свою голову, когда одно его дыхание может всех вас уничтожить, вы спрашиваете меня, что делать? Самое лучшее — идти к русским с повинной…

— Я и сам так думаю, — сказал хан, — но не знаю, примут ли русские моего посланника, если я пошлю его просить мира.

— Великий государь не отвергнет мира, — заметил Нур- Магомет.

Хан действительно снарядил посла к великому князю Михаилу Николаевичу, бывшему тогда наместником Кавказа. Прежде чем допустить этого посла к великому князю, от хана потребовали, чтобы он немедленно освободил всех русских невольников и оправдался перёд туркестанским генерал-губернатором. Три недели толковал хан со своими советниками: кто стоял за мир, другие, в том числе его первый министр, Диван-Беги-Маш-Мурад, советовали отказать русским в их требовании. Хан послушал этого неразумного совета, и тогда-то состоялось высочайшее повеление о новом походе. На долю нашего кроткого монарха императора Александра Второго выпало сделать обширнейшие завоевания в Средней Азии, а теперь предстояло еще исполнить завет Петра Великого, который, умирая, заказал своим преемникам отомстить Хиве, наказать это гнездо разбойников, не признававших ни божеских, ни человеческих законов.

К походу подготовлялись исподволь, заблаговременно. Отдельные небольшие отряды углублялись в степь, чтобы запастись верблюдами, а главное, чтобы разузнать кратчайшие и более удобные пути и, кроме того, расположить к себе кочевников, среди которых уже рыскали ханские посыльщики. Решено было наступление на Хиву произвести одновременно с четырех сторон, на тот случай, что, если один отряд потерпит неудачу, остальные доведут дело до конца, Отряды были