Закинув руки за голову и задрав подбородок, Хурт бессовестно храпел. От такой наглости девушка даже растерялась, но быстро взяла себя в руки. В конце концов — это её спальня!

— Хурт, да ты вообще охуел!

Мужик резко подорвался, буквально в полёте срывая с пояса бластер, который она вообще не заметила.

Попрощаться с жизнью Пеппи не успела — Хурт уже сфокусировал взгляд на ней и опустил оружие.

— Ты нормальная вообще — так орать? — произнёс он спокойным, слегка заспанным голосом. — Мозги лишние? Хотя о чем я? Тебя ещё учить и учить ими пользоваться.

Бл..дь, ей бы такую выдержку. Пеппи искренне завидовала — вот она сдерживалась обычно с большим трудом, после чего всё равно на ком-то отрываясь. Обычно — на Гвен, та просто молча терпит. Или на рабах, те ещё и орут прикольно.

— Не — действительно, какого хуя, Хурт? — она едва не хихикнула с созвучности последних слов, сбивая возмущенный настрой. — Что ты у меня в спальне делаешь?

— Только не говори мне, что ещё и видишь плохо, — закатил глаза убийца, цепляя бластер обратно на пояс. — Спал я. И не нужно делать такое изумлённое лицо. Да, я сплю. Иногда. Пару часов в один — два дня. Я же не полностью киборг.

— Да к еб. ням твои объяснения! Это моя кровать!

— Ну всё — ты меня достала! — он сделал резкий выпад рукой, ухватив за предплечье не успевшую увернуться Пеппи. — Я тебя предупреждал по поводу матов? Предупреждал. Время отвыкнуть дал? Дал. А ты мало того, что плохо пытаешься себя контролировать, так ещё и позволяешь себе ими меня крыть. Это неправильно, Пенелопа. Воспитанные девушки так себя не ведут.

С этими словами он приволок не упиравшуюся перетрухнувшую девушку в ванную. Бл. дь, ну вот сдались ему эти маты! Она же машинально! Принципиальный, гад.

— Я больше не буду, — на всякий случай буркнула Пеппи, не очень, правда, веря, что это проканает.

— Будешь, уж я тебя знаю. Но теперь всякий раз, как будешь — сработает неприятная ассоциация, которая поможет тебе себя контролировать.

Спасибо, что-то не очень хочется.

Хурт отпустил девушку и принял привычную позу, подперев косяк и сложив руки на груди.

Красивый же, гад. Ну, пусть лицо не приметное, да и староват, чего уж там, но фигура — то, что надо. Вот — стоит расслабленный, а мышцы прямо бугрятся, рельеф вырисовывают. И глаз этот красным блестит так… сексуально. Гад!

— Ну что? Продолжим воспитательный процесс?

— Что — опять отсосать? — вздёрнула носик Пеппи.

— Нет, сексуальные игры я, пораздумав, решил оставить именно играми. Кроме того — ведь уже предупредил, что именно тебя ждёт.

— Ты обещал не делать мне больно! — взвизгнула девушка, отскакивая за раковину.

— Так я и не собираюсь. От мыла ещё никто не умер. Ну, по крайней мере у меня. Да и не больно это. Противно просто. Примерно так, как мне твои маты слушать. Вот как раз и прочувствуешь. Если не хочешь, чтоб я тебе силой вливал — бери, делай раствор и полощи рот.

— Р-раствор? К-какой р-раствор?

— Не выводи меня, Пеппи, у тебя это слишком хорошо получается. Мыльный. Или ты что, думала — я тебе в рот кусок мыла засуну и натирать начну? Где я тебе его возьму?

— У нас в рабской помывочной есть. Куски. Много, — зачем-то сообщила Илдор.

— Да? Ладно, учту на будущее. А сейчас — вперёд, не заставляй меня повторять.

— А-а… Я не знаю как.

Хурт страдальчески закатил глаза. Подошел к раковине, взял с полки стакан, высыпал из него щётки-кисточки, набрал пару доз жидкого мыла из дозатора и долил до половины стакана водой. Размешал это всё первой попавшейся щёткой (теперь выкинуть придётся!) и всунул в руку Пенелопе.

— На.

Пеппи взяла, затолкав поглубже желание возразить, вспомнив первое "наказание" — на балконе. А ведь не выпендрись она тогда — обошлись бы креслом, где наверняка было бы удобнее — и ей, и ему. Так нет же — условия он меняет, если сразу не согласиться, воспитатель хренов.

Блин, да что ж такое — даже думать без мата не получается!

Хурт тем временем снова подпер косяк, скрестив руки на груди. Любимая поза.

— Ну?

Пенелопа выдохнула, отхлебнула немного этой бурды и даже честно покатала во рту. И правда — не смертельно, но гадость редкостная!

Едва удержавшись от желания выплюнуть эту гадость воспитателю в лицо, (плавали, знаем, больше не стОит), Пеппи сплюнула в раковину.

— Молодец, — удовлетворённо кивнул Хурт. — Надеюсь, все свои хуи с еб. нями ты выплюнула вместе с мылом. Умойся, сполосни рот чистой водой и больше меня не раздражай.

— Это всё? — не удержавшись, зло осведомилась Илдор, закончив умываться.

— Пока вроде да, — пожал плечами Вагнер. — И злись не на меня, а на себя — условие было не такое уж невыполнимое, и я не виноват, что у тебя проблемы с самоконтролем.

И ведь не возразишь же, она действительно понимала — да, проблемы. Ещё какие.

— И, кстати… Раз уж мы рядом с унитазом…

"Это ещё что за ассоциации?!" — напряглась Пеппи.

Хурт полез в карман широких рабских штанов, которого в них быть не должно было, и извлёк оттуда знакомый хрустальный флакончик.

— Это твоё?

Очень хотелось сказать "нет", но с этим разыскиваемым вряд-ли проканает.

— Ты у меня в вещах копался?! — грозно, конечно, не получилось. Вкус мыла мешал.

— Конечно, — спокойно ответил Хурт. — Правда, в твоём гниднике это тот ещё квест. Так что, скорее, прибирался. Обычно я в это слово другой смысл вкладываю.

Он ещё и издевается!

— Отдай!

— Конечно, — снова буднично, но вместе с тем как-то безаппеляционно повторил Хурт. — Отдам, и ты при мне эту гадость в унитаз смоешь.

— Нет, какого ху… э-э… — вкус мыла стал отчётливее. — С какого перепугу?

— Ты ещё спрашиваешь? Это же очевидно.

— Они безвредные! — Пеппи не могла так легко сдаться.

— Да что ты говоришь, — ехидно прищурился разозлённый сопротивлением Хурт. — Не выбросишь — скормлю тебе сразу всю эту дрянь, отвезу в ночной клуб и брошу там. Как ты думаешь, что с тебя останется, когда в себя придёшь? Если придёшь. Причём память-то они не отшибают, это всё навсегда впечатается, захочешь — не забудешь то, что под их действием позволишь с собой выделывать. Да что там позволишь — попросишь! Ну, так как, будешь и дальше доказывать, что они безвредные?

Контрабандист даже кулаки сжал, едва не раздавив злосчастный флакон. Но, заметив дрожащие губы девушки, смягчился.

— Это искуственные стимуляторы, глупая. Вызывающие не чувства, а их замену. Суррогат. Тебе не нужна замена. И чтоб я эту дрянь у тебя больше не видел. Моя женщина подобную гадость употреблять не будет. Никакую гадость. Ясно?