– Да, вот уж действительно, ха-ха! – Мистер Дэвидсон вновь постарался отдать должное юмору управляющего. – Но, – добавил он, – если у миссис Портер есть время показать мне часовню, я бы хотел, чтобы она это сделала сейчас, дни так коротки, а мне бы хотелось до темноты вернуться в Лонгбридж.

Даже если в «Сельской жизни» о Брокстон Корте никогда не упоминалось (а я предполагаю, что не упоминалось), я не склонен в данный момент заниматься описанием его достоинств, а вот часовня заслуживает нескольких слов. Расположена она ярдах в ста от дома и окружена деревьями. При ней имеется небольшое кладбище. Это каменное здание семидесяти футов в вышину, готического стиля, но того стиля, каким его представляли в семнадцатом веке. В целом она напоминает некоторые часовни оксфордского колледжа. Исключение составляют особый алтарь – примерно такой же, как в приходских церквях, – и причудливая куполообразная колокольня на юго-западном ее углу.

Когда западная дверь часовни распахнулась, мистер Дэвидсон не смог сдержать восклицания восторженного изумления при виде совершенства и роскоши интерьера. Резьба на оградах, кафедра, сиденья, стекло – все относилось к одному периоду, а когда он зашел в неф и увидел орган с золотыми чеканными трубами, его чаша наслаждения оказалась переполненной. Окна в западной галерее были частично покрыты гербами, а скульптуру на алтаре можно было сравнить с работой лорда Скадамора в Дорском аббатстве.

Но я сочиняю не археологический обзор.

Пока мистер Дэвидсон был занят изучением органа (считается работой Далламса, по-моему), старый мистер Эйвери проковылял к алтарю и стал поднимать с синих бархатных подушек на сиденьях пыльное покрывало. Очевидно, эти кресла предназначались для семейства.

Мистер Дэвидсон услышал, как тот тихо с удивлением произнес:

– Ой-ой-ой, вот уж действительно!

Миссис Портер подошла к отцу, и они стали разговаривать приглушенными голосами. Мистер Дэвидсон понял, что произошло что-то необычное, поэтому он спустился вниз по ступенькам галереи и присоединился к ним. Алтарь был в таком же состоянии, как и все остальное в часовне, то есть в абсолютном порядке, лишь восемь молитвенников на подушках сидений были раскрыты.

Этот факт привел миссис Портер в раздраженное настроение.

– Кто же это мог сделать? – воскликнула она. – Ключ только у меня, дверь тут одна, на окнах решетки, причем на каждом… не нравится мне все это, отец, не нравится.

– Что случилось, миссис Портер? Что-то не так? – полюбопытствовал мистер Дэвидсон.

– Да нет, сэр, все в порядке, вот только эти книги. Каждый раз, как я прихожу сюда прибирать, я закрываю их и кладу сверху покрывало, чтобы уберечь их от пыли, и делаю это с тех пор, как начала здесь работать, – мне мистер Кларк так велел. А они опять открыты, и все время на одной и той же странице… вот я и спрашиваю, кто мог такое сделать, если и окна, и дверь заперты, к тому же, когда приходишь сюда одна, как это приходится делать мне, становится не по себе, сама-то я не пугаюсь… меня не так-то легко запугать, вот что хочу я сказать. И крысы тут не водятся… да и никакая крыса такого сделать не в состоянии, вы согласны со мной, сэр?

– Да уж, крыса на такое вряд ли способна, но все звучит очень странно. Вы говорите, что они всегда открыты на одном и том же месте?

– Всегда, сэр, на одном и том же, на псалме. И поначалу на это я внимание не обратила, а потом я заметила строчку, напечатанную красной краской, и теперь она все время бросается мне в глаза.

Мистер Дэвидсон подошел к сиденьям и взглянул на открытые книги. Действительно, все на одной странице: Псалом CIX, и в начале его, как раз между номером и «И сказал Господь Господу моему…», была пометка, выделенная красной печатью «На 23 апреля». Несмотря на то что содержание «Книги общей молитвы» он знал плохо, этих знаний было вполне достаточно, чтобы определить, что перед ним довольно необычное и явно неположенное добавление к тексту. И хотя ему было известно, что 25 апреля является днем святого Марка, он никак не мог понять, какое отношение к этому празднику имеет столь жестокий псалом. Охваченный дурными предчувствиями, он все же отважился перелистать страницы и взглянуть на титульный лист.

Прекрасно сознавая, что подобное изучение требует тщательности, он потратил на рассматривание его десять минут. Там стояла дата: 1653 год; печатника звали Энтони Кэдмэн.

Потом он решил посмотреть содержание с указанием, какому псалму соответствует какой день, и да, там оказалась то же самое непонятное добавление: «На 25 апреля 109-й Псалом».

Эксперт уделили бы данному молитвеннику, несомненно, гораздо больше времени, но наш герой, как я уже и говорил, экспертом не являлся. Тем не менее он внимательно осмотрел переплет – очень красивый, из тисненой синей кожи, с гербами, которые красовались на некоторых окнах нефа.

– И как часто, – наконец спросил он миссис Портер, – вы находили эти книги открытыми?

– Точно не скажу, сэр, но очень часто. Отец, ты помнишь, как я тебе рассказывала, что увидела это в первый раз?

– Помню, дорогая, ты еще так растревожилась, что и понятно. Пять лет назад это было, я приехал к тебе в Михайлов день, и ты пришла к чаю и говоришь: «Отец, книги под покрывалом опять раскрыты», а я и не понял, что моя дочь хочет мне сказать, сэр, и говорю: «Книги?», да, так я и говорю; и так все и выяснилось. Но Гарри говорит… это мой зять, сэр… «Кто бы это мог быть, – говорит, – кто делает такое, дверь лишь одна, а ключ у нас, – говорит, – и окна в решетках, все до одного. Ну ладно, – говорит, – если бы я их поймал, во второй раз они бы сюда не полезли», – говорит. И точно не полезут, это уж точно, сэр. Пять лет назад это было, и так все и повторяется, как ты сама об этом и говоришь, дорогая. Молодой мистер Кларк, он об этом не задумывается, так ведь он тут и не живет, понимаете, и ему не надо приходить сюда и убираться, верно?

– Вы, как я предполагаю, странного ничего не замечаете, когда находитесь здесь, миссис Портер? – спросил мистер Дэвидсон.

– Нет, сэр, не замечаю, – ответила миссис Портер, – и это-то и непонятно, потому что мне кажется, будто здесь кто-то есть… нет, в другом месте, за оградой… и пока я вытираю пыль в галерее и со скамей, он глаз с меня не сводит. И все же никого страшнее себя, как говорится в пословице, я не