– Нет уж, увольте, я не желаю, чтобы мне читали нотации в присутствии этой малахольной. Я поеду потом, когда все утрясется.

Вопреки обыкновению они разговаривали, сидя друг против друга и глядя друг другу в глаза. Чтобы скрыть неловкость, Мисако говорила намеренно резко, зажав между пальцами сигарету с золотым мундштуком и выпуская изо рта колечки дыма. Канамэ наблюдал за ней в каком-то замешательстве. Хотя сама Мисако вряд ли отдавала себе в этом отчет, с некоторых пор ее речь и мимика изменились, – должно быть, под влиянием Асо, чьи повадки она невольно перенимала. Всякий раз при виде очередной перемены в жене Канамэ с горечью сознавал, что она уже перестала быть частью его семьи. Слова, которые она употребляла, обороты ее речи еще хранили на себе печать «дома Сиба», но их все чаще вытесняло что-то новое, чужеродное. Канамэ никак не ожидал, что боль разрыва с женой нагрянет именно с этой стороны, и переживал ее как предвестие той грядущей боли, которую должен был принести заключительный этап их семейной драмы. Впрочем, если задуматься, женщины, которая некогда была его женой, больше не существовало. Разве сидящая против него Мисако не превратилась в незнакомку? Мысль о том, как быстро она выскользнула из своего прошлого и коренившихся в нем отношений, опечалила Канамэ, но в этой печали, пожалуй, не было привкуса сожаления. А если так, то, возможно, сам того не заметив, он уже преодолел последнюю, роковую черту, внушавшую ему такой страх…

– Ну хорошо, а что пишет Таканацу? – спросил он после паузы.

– В ближайшее время у него снова будут дела в Осаке, но он не хочет ехать, пока у нас все окончательно не определилось. Даже если он и приедет, то сразу вернется назад, не наведавшись к нам…

– И это все?

– В общем, да… – Сидя на веранде, Мисако одной рукой разминала мизинец на ноге, другой стряхивала пепел со своей сигареты в сад, где цвели азалии. – Впрочем… Он упомянул еще кое о чем, оставив на мое усмотрение, сообщать вам об этом или нет…

– Гм?

– Дело в том, что он по собственному почину, не посоветовавшись с нами, рассказал обо всем Хироси.

– Кто? Таканацу?

– Да…

– Когда же он успел?

– Когда они были в Токио. Во время весенних каникул.

– Какого черта он это сделал?!

Даже теперь, раскрыв все карты перед тестем, Канамэ по-прежнему не решался поговорить с сыном. Что же, выходит, мальчик все знает, но старается не подавать вида? В этой детской деликатности было что-то трогательное, жалкое, но вместе с тем и неприятное, даже отталкивающее.

– Поначалу это не входило в его планы, но когда они оказались в гостинице и легли спать, он услышал, что Хироси плачет, и спросил его, в чем дело…

– Ну и?

– Подробностей я не знаю, ведь это всего лишь письмо… Вероятно, Таканацу объяснил нашему сыну, что, скорее всего, мы с вами расстанемся и я перееду жить к Асо. «А что будет со мной?» – спросил Хироси. На это Таканацу ответил, что ему не о чем беспокоиться, что он сможет видеться со мной, когда пожелает, и вся перемена сведется к тому, что теперь у него будет не один дом, а два. И еще он сказал, что со временем, повзрослев, Хироси поймет, почему так случилось. Вот, собственно, и все.

– И что же, Хироси удовлетворился этим объяснением?

– Судя по всему, больше он ни о чем не спрашивал, только плакал, пока не уснул. Встревоженный этой сценой, Таканацу на следующий день повел его в универмаг «Мицукоси», и – что бы вы думали? – Хироси просил его купить то одно, то другое, как будто начисто забыв о ночном разговоре. У Таканацу сразу отлегло от сердца. По его словам, он не предполагал, что дети настолько отходчивы и так легко поддаются утешению.

– И все же одно дело, когда такую новость сообщает ребенку дядя, и совсем другое, когда это делает отец.

– Да, кстати, он пишет: если у Канамэ по-прежнему не хватает духа объясниться с сыном, теперь в этом больше нет необходимости. Он просит прощения, что поговорил с Хироси без нашего ведома, но оправдывает себя тем, что избавил нас хотя бы от этой проблемы.

– Нет уж! При всей своей нерадивости я не желаю довольствоваться подобными полумерами!

Канамэ нарочно откладывал разговор с сыном – для этого у него были свои резоны, хотя он и не мог открыто изложить их жене. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что исход дела все еще до конца не предрешен и со дня на день положение может в корне измениться. Мисако была настроена решительно, однако за ее внешней непреклонностью скрывалась нешуточная душевная уязвимость, любой пустяк мог вывести ее из равновесия и спровоцировать нервическую реакцию. Оба они опасались этого и потому всячески старались обходить острые углы. Даже теперь, говоря друг с другом, они понимали, что любое неосторожное, опрометчивое слово способно разом свести на нет весь долгий путь, который им удалось проделать, и отбросить их на исходные позиции. Канамэ ни в малой степени не рассчитывал, что Мисако внемлет увещеваниям старика, но если такое вдруг произойдет, ему останется только одно – подчиниться. При этом самым удивительным и неприятным было то, что в глубине души Канамэ не знал, обрадуется ли он такому финалу или воспримет его с грустной покорностью.

– Кажется, мне пора… – произнесла Мисако, как видно, обеспокоенная этим затянувшимся разговором, и демонстративно взглянула на стоявшие на посудном шкафчике часы, давая мужу понять, что ее уже ждут в Сума. Она порывисто поднялась и пошла в комнату переодеваться.

– Я давно уже не напоминал Асо о себе. Как ты думаешь, не следует ли мне как-нибудь с ним встретиться? – спросил Канамэ.

– Пожалуй. Но когда именно – до вашей поездки в Киото или после?

– А когда будет удобно ему?

– Вероятно, для начала вам все же следует съездить к отцу в Киото, недаром же он написал, что готов принять нас хоть завтра. В противном случае он сам явится сюда и заведет свою тягомотину. Кроме того, Асо хочет, чтобы мы встретились с его матерью, но это лучше сделать потом, когда у нас все окончательно определится.

– Послушай, а где письмо от Таканацу? – крикнул Канамэ вслед удаляющейся по коридору жене, невольно отдавая должное изяществу этой «незнакомки», спешащей на свидание с любовником.

– Я положила его куда-то, чтобы показать вам, но сейчас не