ощутив болезненную резь, будто к заледеневшим глазам подступили горячие слезы. – Но если это видел и Егор… Егор! – ужаснулась вдруг она. – Где он теперь? Если его тоже швырнуло сюда, он мог сорваться с этой скалы и теперь падает в бездну!

– Не тот чувак Бертилов, чтобы так бездарно тратить время на нашей исторической родине, – попытался пошутить Темнейший. – Наверняка где-то недалеко уцепился и теперь пытается найти нас. Отдохнем минутку и полезем его искать. Одну я тебя здесь не оставлю.

– Да… минутку отдохнем и начнем поиски, – прошептала Влада, обессиленно закрывая глаза. – Я столько всего увидела… Когда этот Николас Венго объявил себя правителем и обезумел, Тьма начала смешиваться с земным миром, и теперь понятно, как возник янв. А раз во Тьме времени земного не было, а была вечность, потому и янв помнит прошлое – там время идет медленнее. Но если Бертилов тоже все это видел, он со мной даже разговаривать не захочет, и я его пойму. Тот несчастный демон с зелеными глазами, как страшно он погибал…

– Мы все потомки и наследники этих чудовищ, – спокойно отозвался Муранов. – И я, и Бертилов, и даже ты.

– Представляю, как бы эта новая история тайного мира прозвучала на лекции в Носфероне. – Владу сейчас уносило в дрему, ей передалось немного спокойствия от уверенности Муранова. – Мне бы сказали – выйдите из Атриума, Огнева, сейчас мы будем говорить про ваших ужасных магических предков…

– Ого, а я бы сказал – Огнева останется, или я выйду тоже, да и Бертилов вам устроит такое, что мало не покажется, – с деланой беззаботностью отозвался Гильс. – И новая история будет гораздо интереснее старой. Я смутно помню, что любил этот мир, – он перешел на шепот, заметив, что Влада заснула. – Нуара была гибельна для земного существа, это не объяснить человеческими словами. Я многое вспомнил из того, что не показала тебе Тьма. Как проходили роскошные битвы, и правителем Нуары был тот, кто побеждал в честном бою. У нас были имена, но не такие, какие приняты у людей… Мы были абсолютной властью в своем родном мире! Нас не сдерживало домовое право, не называли чужаками, не преследовали и не убивали! Это был прекрасный мир, Огнева…

Он завернул Владу в свою куртку и крепко обнял, осторожно взяв за запястье и проверив пульс, который он сейчас почти не улавливал. Сердце у нее билось редко, настолько она ослабла, а посиневшие губы и круги под глазами совсем не понравились Муранову.

И что делать дальше, на самом деле Гильс не имел ни малейшего понятия.

Какие могут быть планы действий, если они сейчас оба едва держались посреди Тьмы на скале, которая висела в пустом пространстве, а вокруг был только непроглядный мрак, в котором летали камни и океаны пыли?

Бессмертие у юного Темнейшего заканчивалось – это ощущалось в том, что сам он начинал замерзать и озноб пополз по спине, пробираясь к самому сердцу. Дрожала от холода и девушка, которая заснула у него на груди, – ее тонкий бледный профиль очерчивался в багровом отсвете его глаз, и он осторожно гладил ее по спутанным волосам.

Потом вампир ощутил какое-то движение в темноте и вскинул взгляд, настороженно прищуриваясь.

На небольшом отдалении в кромешном мраке колыхался призрачный балахон, как готовая к броску кобра, и Гильс понял, что самое страшное только начинается.

Глава 12. Тревога в небесах

В тишине небольшой комнатки сонно и уютно тикали часы, показывая почти половину первого ночи.

Конус яркого голубоватого света настольной лампы, в которой трудолюбиво жужжал огневик, освещал письменный стол и профиль девушки. Щурясь усталыми глазами, она так напряженно всматривалась в экран ноутбука, что даже не обернулась, когда из стены за ее спиной неслышно появился вампир.

Какое-то время Алекс стоял не шелохнувшись и молча наблюдал за Соней, а та делала вид, что не замечает в стоящей рядом чашке чая отражения багровых бликов и не чувствует едва заметного запаха серы, который поплыл по комнате.

Разглядывая худенькую, чуть сутулую и согнутую перед ноутбуком спину, по которой разметались каштановые волосы, Алекс раздумывал обо всех несчастных девчонках, которым не повезло в тайном мире.

О тех, что связывались с вампирами, потом оставаясь одни навсегда, чтобы затосковать и уйти из мира быстрее, чем следовало. Вспоминал Владу с ее отчаянной любовью к Гильсу, Дашу с ее бешеными скандалами и требованиями, лишь бы она смогла ощутить себя хоть кем-то рядом с ним. Миниатюрную и дерзкую Лилю Кострову, которой не повезло влюбиться в Бертилова и во имя этой любви сгинуть в провале между мирами. Как же быстро стерлась в тайном мире память о той несчастной маленькой ведьме, которую он, Алекс, не успел спасти…

И вот теперь – она, Соня, со своей демонстративной независимостью и гордостью.

На ее столе – кипа старых учебников из Носферона, которые она перечитывала от корки до корки, хватая знания, которые, по мнению Алекса, были ей совершенно не нужны. А вчера она заставила его по десять раз пройти через стену туда и обратно, устроив допрос о его ощущениях при проходе черед подпространство янва. Разумеется, он предложил ей узнать самой и даже пошутил про обращение в вампира, о котором грезили все его знакомые особы женского пола, на что получил ответное предложение об обращении в человека.

Встреть он эту обычную и угловатую на вид девчонку раньше и при других обстоятельствах – вряд ли его придирчивый взгляд выделил бы ее в толпе среди людей. До красавицы Соня не дотягивала, хотя любая умелая кикимора могла бы преобразить ее: правильно подкрасить тонковатые губы, исправить макияжем треугольный овал лица, иначе уложить зачесанные назад волосы, выбрать одежду получше, чем бесформенный свитер и широкие джинсы.

Но самое главное, что была в Соне какая-то недосказанность, несоответствие простоватой внешности и железного запредельного характера, непонятного Алексу. Стоило ему только взглянуть на нее, как сердце Сони прыгало и рвалось из груди, а вот внешне она по-прежнему выглядела спокойной и могла даже позволять себе насмешничать или рассказывать очередные наивные истории из своей жизни вчерашней школьницы.

Алексу нравились ее глаза – умные, всегда изучающие или насмешливые, и он старался не думать о том, какими печальными и потускневшими станут они через несколько лет, когда Соне исполнится двадцать пять. И сейчас вампиру мерещилось, что он до сих пор держит в руках что-то очень хрупкое, будто обрывки тех наивных писем, которые