в дыру в стене, хочешь – через отделение банка, хочешь – в окно. Но вот входить было некуда. Там даже следа не осталось от их жизней. К женщине подошел такой же пожилой мужчина. Он был одет чуть лучше, но всё же недели, проведённые в подвалах, оставили след на его одежде. Я сделал предположение, что это её муж. Ему хотелось утешить свою благоверную. Но это было сделать невозможно. Он подошел к ней и обнял, не проронив ни слова. Так они стояли долго, глядя на пепелище их жизней.

На фоне первая женщина продолжала свой рассказ.

– А знаете, что ещё? Дом, когда горел, сюда же никто тушить его не приехал. Ехать тут и не нужно. Пожарная часть-то напротив. Но там никого не было. К нам никто не приехал.

Мы обернулись и увидели некогда пожарную часть. Там было много стеклянной крошки, порванных кабелей, гильз, осколков. По соседству троллейбусное депо. Сквозь простреленные ворота за нами подглядывали доживающие свой век троллейбусы со спущенными колёсами и разбитыми стеклами. Теперь было ясно, откуда столько стекла.

Нужно было ехать. Водитель явно нервничал, и мы, извинившись, побежали в автобус, где уже заняли свои места студенты-волонтёры. Как только мы заходим в салон, водитель давит педаль в пол, и мы трогаемся. Петляем по дырявой дороге. За нашими спинами остались уничтоженные горем женщины. Проезжая по городу, я заметил, что всё же люди с оранжевыми манишками и с метлами понемногу убирают в городе. Один из первых признаков возвращения жизни. Мне вспомнились самые жаркие дни ожесточенных боев летом 2014-го, когда из донецкого аэропорта ВСУ поливали город «праведным огнём», а женщины на площади Ленина продолжали высаживать цветы, потому что по плану была посадка клумб. Война – неуважительная причина, чтоб не выполнять свои профессиональные обязанности. Именно поэтому их коллеги отправлялись на улицы Стратонавтов и Взлётную, чтоб под обстрелами чинить линии электропередачи.

На выезде из города-призрака стоит девятиэтажный многоквартирный дом.

Тяжело на ходу сосчитать, сколько снарядов попало в него. Навскидку даём десятку. Через несколько километров проезжаем остановку с многозначным названием «Грозный».

Въезжаем в город. Дебальцевский филиал ада открыл свои ворота перед всеми желающими. Тут нужно быть осторожным. Не на все улицы можно заезжать. Слишком большая вероятность того, что мы нарвемся на неразорвавшийся снаряд или наткнёмся на сюрприз, оставленный украинскими военными при отступлении. Поэтому следует идти по «протоптанной» дорожке. Возможно, это единственная безопасная дорога для транспорта. Постепенно замечаем людей. Чаще всего они шли пешком с ведрами, полными водой, или пакетами с продуктовыми наборами. Единственный вид транспорта – велосипед. Автобусы не ходят. Личные автомобили либо уничтожены, либо отобраны «на нужды АТО», либо их и вовсе не было. Ехать приходится всё так же медленно. Это даёт нам возможно «любоваться» видами из окна. Растерзанный в клочья город. Бешеная псина войны бросалась на всё, что могла прокусить. Попадания здесь были практически в каждый дом. Переждать обстрел в собственной квартире было невозможно. Долгое время местные, такие же как Углегорске, привыкали к подземной жизни без света, но с надеждой в сердце, которая была ярче любой свечи. Сейчас они осмелились выбраться на поверхность, чтоб вдохнуть свежий воздух в свои уставшие от сырости подвалов лёгкие.

Наш автобус останавливается у городской администрации, где на фасаде гордо развевается триколор ДНР – черно-сине-красный флаг. Выходим последними. Перед нами семенят белые человечки. Хочется поскорей избавиться от них, потому что за всю поездку их жужжание порядком надоело. В воздухе знакомый запах пороха. Здесь всё пропитано им. Он въелся в каждого, кто выжил после ужасной бойни. В глаза сразу бросаются оранжевые палатки. На входе стоит сотрудник МЧС и что-то записывает в бланки. Потрёпанные люди заходят туда уставшие, а выходят оттуда слегка повеселевшие. Оттуда пахнет кашей, тушенкой и чаем. Тарахтит генератор. Палатки, кроме всего прочего, ещё и пункт обогрева. Также здесь можно подзарядить мобильный телефон. У входа в палатку сплелись щупальца телефонных зарядок. В Дебальцево отсутствует электричество, но телефонную связь частично удалось восстановить.

Безразличное серое небо безмолвно наблюдает за бурлением на островке жизни посреди разрушенного Дебальцево. Центральная площадь смотрится оживлённой. Люди со всего города стягиваются сюда. Сердце города вновь забилось. Возле бывшего здания «АТБ», продуктовый супермаркет, – очередь за гуманитарной помощью от МЧС ДНР. В основном там старики, женщины и дети. Мужчин очень мало. Их лица серые, как сажа на ботинках. Замученные взгляды прожигают любого, кто не похож на них. Они чувствуют чужаков. Да, мы и сами понимаем, что отличаемся от них. В их глазах ещё стоит ужас. Поэтому они стеклянные и кажутся сухими. Сил на слёзы уже ни у кого не было.

Заходим в городскую администрацию. В холле на стене ещё заметен след от украинского герба. Нас проводили в какой-то кабинет, где нам дали разрешение на съемку. К слову, кроме нас больше никто аккредитацию из журналистов не получал. Снимали просто так. Мы же решили соблюсти ненужную условность. Нам советуют пройти на железнодорожный вокзал сразу за здание. Выходим через задний выход, чтоб не обходить всё здание. Возле мусорного бака, в пыли и среди хлама я увидел тот самый герб из холла. Нижнюю его часть лизнули языки пламени. Если бы его не потушили, то сейчас это была горстка пепла.

Пожилые мужчины смотрят на нас с опаской, когда мы спрашиваем дорогу. Шок ещё не отпустил их. Им тяжело говорить. Они с опаской переглядываются, но советуют, куда лучше не ходить. Поднимаемся по ступенькам вверх. Это переход через железнодорожные пути. Отступая, украинские военные подрывали полотно. Не доставайся же ты никому. Подошли к зданию вокзала. Архитектура невероятная. Не зная, что это Дебальцево, я бы мог подумать, что это один из разрушенных вокзалов освобождённой от гитлеровских войск Европы. К слову, это не первая война, которую пережило здание вокзала.

Мерзкая серость поглотила вагонное депо. Туман был таким густым, что я представил, как тлеющие угли ада испускают клубы дыма и сквозь недра земли он прорывается на поверхность. Было в этом что-то обнадёживающее. Быть может, потому что я был уверен в том, что адские угли тлеют, а значит, здесь всё кончено. Моё радужное настроение быстро сменилось на прежнее, потому что мы приблизились к зданию депо. Мы увидели то, что от нас скрывало адское дыхание.