— Иногда смотрим фильмы в клубе. Но только те, что одобрил я лично! Также я выдаю гостям книги, которые не смутят их разум. Знаете, вы удивитесь, но большая часть молодых людей, которые к нам приезжают, не читали ничего, кроме сообщений в телефоне. Стоит ли говорить, что каждый кинофильм здесь для них становится откровением. Приученные к пошлости и развязности юноши получают ценные уроки послушания.

— Так чем вы их исцеляете? — Яблокова не дала хозяину уйти от темы.

— Знамо чем! — пробасил Фома и сощурился. — Тут трудовой лагерь для избалованных сынков аристократов…

Сосновцев обернулся и оценивающе осмотрел Питерского. А затем подтвердил:

— Так и есть. А вы проницательны, господин…

— Я неглуп, — не стал представляться мой помощник. — И точно знаю, как выглядит место, где насильно удерживают людей.

— Здесь никого не держат против воли, — возразил Михаил Сергеевич. — Каждый наш гость подписал бумаги, по которым не имеет к нам никаких претензий. Они соглашаются провести у нас некоторое время и соблюдать при этом наши правила.

— И вязать себя позволяют? — хитро прищурившись, уточнил Фома.

— По условиям договора мы имеем право обезопасить персонал и гостя, когда он впадает в неистовство. Вы же видели, что парень был не в себе?

— Видели даже больше, чем хотели бы, — негромко сказала Нечаева.

— Еще раз простите, Арина Родионовна, — сокрушенно покачал головой хозяин поселка. — Мне правда неловко, что произошло это недоразумение…

— Сволочи! Сатрапы! — донеслось из ближайшего дома, а затем послышались резкие звуки, напоминающие свист.

— Розги? — удивилась Яблокова.

— Все согласно договору, — быстро кивнул Сосновцев. — Лекарь тут же залечивает раны, но не убирает страдания. Чтобы не повадно было нарушать.

— Разве это законно? — изумилась Арина и беспомощно взглянула на меня.

— Если договор составлен верно… — начал было я.

— Так и есть, — Михаил Сергеевич осенил себя священным знаком Искупителя. — Стал бы я рисковать своей свободой, делая что-то незаконное. Мы составляли бумаги с юристами. Каждый договор заверяем у нотариуса. И делаем это в столице, чтобы потом никто из гостей не заявил, что на него оказывалось давление. Все гости приезжают сюда сами, по своей воле…

— Я жаловаться буду… — приглушенно пищал невидимый страдалец.

— Это как-то бесчеловечно, — буркнула Арина и подсела ко мне ближе.

— Прошу каждого из вас дать мне честное слово, что все увиденное и сказанное тут останется между нами, — внезапно попросил Сосновцев. — Мне хватит вашего слова.

Мы пообещали, что не станем разглашать полученную информацию, и мужчина продолжил:

— Поймите, Арина Родионовна, тут нет никого, кто не согласился на исцеление самостоятельно. К примеру, тот, чью задницу вы изволили лицезреть…

Я предупреждающе кашлянул, и Сосновцев прижал пальцы ко рту.

— Извините… Я имел в виду того парня, которого пришлось скрутить. Он приехал к нам намедни с родителем. Тот определил сына к нам, чтобы излечить его от дурных привычек. Парень вынужден был согласиться провести у нас три месяца, иначе был бы лишен наследства и отчества. Это его собственное решение.

— И что же он такого сделал, что отец сдал его сюда? — поразилась Арина Родионовна.

— Именно этот юноша позволил себе ударить родную матушку за то, что она не выдала ему карманных денег.

— Вот же… — Фома с трудом сдержал скверное слово. И тут же виновато буркнул: — Простите.

— Он нехорошо вел себя в лицее, за что был отчислен. Домашние потеряли надежду на его исправление, — продолжил Сосновцев. — А еще, у нас живет парень, который готовился отравить своего брата, чтобы получить наследство… Есть мальчишка, который решил в деревеньке, принадлежащей его семье, восстановить право первой ночи помещика. И ввалился на свадьбу, чтобы потребовать себе невесту.

— Какое варварство! — скривилась Яблокова.

— Паренька едва не пришибли лопатами. Он не ожидал, что часть селян окажется бастардами, владеющими силой. Их усадьбу едва не спалили, и отец семейства пообещал жителям, что исправит нрав своего сына.

— Надеюсь, у вас это получится, — подала голос Арина Родионовна.

Михаил Сергеевич устало улыбнулся и продолжил:

— А тот, кто подал вам чашки, живет у нас уже почти год. Раньше он не мог сам себе даже шнурки завязать. Но это не самое страшное. В своем доме он начал мучить животных. Лень и вседозволенность грозили сделать из него чудовище. Душеправ осмотрел парня и посоветовал обратиться ко мне, чтобы определить его в наше благословенное место.

— Кем благословенное? — на всякий случай уточнил я.

— Синодом, — важно кивнул хозяин поселка. — Мы получили разрешение на ведение исправительной работы с отпрысками от верховного жреца. Раз в месяц к нам приезжают служители, чтобы принять у гостей исповеди. А в домике в лесу живет отшельник, который иногда читает проповеди.

— У вас в поселке читает? — словно между прочим уточнила Яблокова.

— Рядом со своей избушкой. Наши давние гости иногда ходят его наведать и помочь с хозяйством. Старик позволяет то починить ему крышу, то почистить колодец. Он живет в наших краях со времен Смуты и многих юношей направил на путь истинный.

— И какой же труд у вас предусмотрен? — спросил я.

— Исключительно ручной, — подтвердил мои подозрения Сосновцев. — В поселке натуральное хозяйство. Чуть поодаль располагается ферма, на которой живут коровы, кролики, овцы и птица. Есть огород, где гости выращивают себе овощи.

— А как вы боретесь с беглыми? — без реверансов спросил Фома.

— Никто не добегает до края леса, — не стал уходить от ответа Михаил Сергеевич. — Эти избалованные детки привыкли, что их повсюду возят личные водители. И когда они пытаются совершить побег, то бродят по тропам, которые охраняются местными работниками. Те зорко следят, чтобы гость не