Мистер Новак? Вмешивается в чужую ссору? Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть.

— Вам не показалось, что в какой-то момент ссорящиеся дошли до рукоприкладства? — спрашивает Робертс. — Может, вы слышали звуки ударов, бьющейся посуды…

— Да, сэр. Несколько раз до меня донеслись звуки ударов и треск ломающейся мебели.

— Благодарю вас за ответ. И сколько длилась ссора, мистер Новак?

— Точно вам не скажу. Я потом вернулся к себе в квартиру, занялся своими делами, но время от времени выглядывал в коридор. Я бы сказал, что ссора началась около четверти одиннадцатого и длилась где-то до десяти сорока пяти. Может, даже раньше закончилась.

— И что случилось дальше?

— Я услышал, как хлопнула дверь квартиры Эрин Кеннеди, а потом раздался звук вызова лифта. Я подошел к окну и увидел, как Эрин Кеннеди бежит с места преступления.

— Протестую! — Карла буквально подпрыгивает на стуле. — «Бежит с места преступления»? Как прикажете это понимать?

Судья, чуть выгнув бровь, поворачивается к мистеру Новаку. Мой сосед допустил первый промах.

— Мистер Новак, сторона защиты считает, что вам следует аккуратней подбирать выражения. Должен заметить, что и на мой взгляд вы несколько экспрессивны. Вы ведь до ухода на пенсию работали преподавателем английского языка?

— Да, ваша честь.

— В таком случае кто, как не вы, поймет мою просьбу не поддаваться искушению облекать ваши ответы в форму, которая может оказать дополнительное воздействие на мнение присяжных.

Мистер Новак краснеет.

— Слушаюсь, ваша честь.

— Итак, вы видели, как Эрин Кеннеди вышла из дома, — продолжает допрос обвинитель Робертс. — Вы уверены, что это была она?

— Да.

— Но ранее вы утверждали, что было темно, и потому не могли с уверенностью опознать мужчину, который зашел в дом.

Робертс умен. Он понимает, какие вопросы может задать Карла, и лишает ее такой возможности, сам пуская их в ход.

— Мужчина был в худи и капюшоне, будто специально не хотел, чтобы его узнали, — поясняет мистер Новак, — а Эрин Кеннеди выбежала без головного убора и к тому же оглянулась и подняла взгляд на дом.

— Вы наблюдали за ней из окна?

— Да.

— То есть вы видели ее лицо?

— Именно. Лицо и волосы. У нее такая шевелюра, что ошибиться невозможно. Знаете… такие длинные каштановые локоны.

Я чувствую, как по коже начинают бегать мурашки.

— На что еще вы обратили внимание?

— Как я уже сказал, она выбежала из дома бегом. Остановилась только для того, чтобы оглянуться.

— Что-нибудь еще?

— Она выглядела так, словно ее избили.

— Избили? — обвинитель Робертс выдержал паузу для большего эффекта.

— Да. У нее была припухшая губа. Да и щека тоже.

— Кровь вы разглядели?

— У нее в чем-то была вымазано лицо и одежда в области груди. Может, это была и кровь. По крайней мере, это было нечто, очень на кровь похожее.

— Скажите, а ее раны кровоточили?

— Протестую! — на этот раз в голосе Карлы слышится снисходительность. Она встречается с судьей глазами, всем своим видом пытаясь показать, мол, ваша честь, вы и сами должны прекрасно понимать, что это уже перебор.

— Прежде чем мистер Новак приступит к озвучиванию медицинских заключений подобного рода на основании визуального осмотра моей подзащитной, за который он наблюдал из окна пятого этажа, мне бы хотелось уточнить, имеет ли он профильное медицинское образование.

— Избавьте меня от упражнений в риторике, — отвечает судья Палмер. — Протест принят. Обвинитель, перефразируйте вопрос.

Некоторое время Робертс размышляет.

— Мистер Новак, — наконец, произносит он, — вы сказали, что увидели на лице подзащитной раны. Насколько они показались вам серьезными? Например, шла ли из разбитой губы кровь?

— Если и шла, то я ее не видел.

— Благодарю. Таким образом, кровь на Эрин Кеннеди могла принадлежать кому-то другому. Вы видели, чтобы гость Эрин выходил из ее квартиры?

— Нет.

— Вы слышали хотя бы малейший звук в квартире Эрин Кеннеди после того, как она ушла?

— Нет. Но вскоре после того, как она ушла, я отправился спать.

— Разве вы не были обеспокоены?

— Был, и даже очень. Но раз Эрин ушла, я решил, что за нее можно не волноваться.

Карла напрягается. Ей нравится то, что она слышит. На лице обвинителя Робертса на миг появляется тень досадливого выражения. Он тоже обратил внимание на формулировку последней фразы свидетеля. Не откладывая дела в долгий ящик, Робертс продолжает.

— Вы можете что-нибудь еще рассказать о событиях того вечера?

— Нет, сэр. Как я сказал, я лег спать. Потом ночью меня уже разбудила полиция. Больше я ничего не знаю.

— Вы спите крепко?

— Да.

— Насколько мне известно, полиции пришлось достаточно долго стучать в вашу дверь, прежде чем вы проснулись. Таким образом, если, пока вы спали, Эрин Кеннеди решила бы вдруг вернуться к себе в квартиру, вы бы этого не услышали, так?

— Совершенно верно, сэр.

— Благодарю вас, мистер Новак. У меня вопросов больше нет.

Прежде чем встать, Карла делает глоток воды.

— Мистер Новак, я адвокат Эрин Кеннеди. Рада с вами познакомиться.

— Мне известно, кто вы. Я тоже рад знакомству с вами.

— Вам ведь доводилось видеть меня раньше, так?

Мистер Новак колеблется.

Он помнит, что клялся говорить только правду.

— Да, — отвечает он.

— При каких обстоятельствах?

Повисает пауза.

— Я видел, как вы заходили в наш дом.

— Ага. Ясно. При этом я вас вижу впервые. Правильно ли я понимаю, что вы внимательно приглядываете за всеми, кто входит и выходит из вашего дома?

— Да, — произносит мистер Новак таким тоном, словно в этом есть повод для гордости.

Он пытается предстать в образе законопослушного гражданина, и да, благодаря его увлечению, он вроде бы стал ценным свидетелем.

Но в глазах присяжных в силу своего признания он становится вуайеристом.

Это первый удар, который наносит Карла.

— Давайте снова вернемся к событиям того вечера, — предлагает мой адвокат. — Вы утверждаете, что слышали ссору между мужчиной и женщиной.

— Но я правда слышал ссору.

— Вы полагаете, что это было ссорой между Эрин Кеннеди и ее мужем, так?

— Я не могу быть до конца уверен, что это был ее муж.

— Пусть так. Однако вы утверждали, что видели, как в дом зашел мужчина, пусть даже вы не смогли его толком разглядеть.

— Да.

— Вы не смогли его опознать, но вы его описали, указав телосложение и рост. «Высокий и крепкого телосложения» — это ведь ваши слова, так?

— Да, мои.

— Ясно.

Карла подходит к нашему столу и принимается перебирать бумаги. На них ничего особенного нет: во время допроса мистера Новака она перестала писать и просто рисовала кружки и закорючки.

— Когда обвинитель