— Мы готовы отдать тело для похорон. Надеюсь, это хоть как-то вас утешит.

Я сглатываю. Я снова могу дышать. Комната перестала крутиться вокруг меня. Я чувствую слабость во всем теле и понимаю — только что, впервые в жизни, я пережила паническую атаку.

— Теперь его можно похоронить? — дрожащим голосом спрашиваю я.

Таня заключает меня в объятия, прижимается лбом к моему виску.

— Да, — отвечает судмедэксперт.

На мгновение меня охватывает необъяснимое облегчение.

— Мы бы рекомендовали закрытый гроб, — добавляет он, прежде чем уйти.

* * *

Однажды мы с Дэнни присутствовали на похоронах его коллеги-полицейского.

Сотрудники из участка Дэнни явились в полной парадной выкладке.

Напарник покойного и начальник участка произнесли речь.

Над гробом, укрытым звездно-полосатым знаменем, дали траурный салют, а по завершении церемонии флаг торжественно сложили и вручили вдове.

Мы организовали прощание с Дэнни в зале маленького крематория в двадцати минутах от нашего дома.

Дэнни не отличался особой религиозностью, но Глория настояла на присутствии священника, который сказал бы над гробом пару слов.

На похоронах присутствует моя сестра, семья Дэнни, мой начальник, пара моих коллег по работе и несколько друзей Дэнни, с которыми он водил знакомство еще до того, как поступил в полицейскую академию.

На прощание пришел Бад вместе с парой завсегдатаев бара, с которыми мы часто общались. Приехала и Карла с Дэвидом Фоксом. Из них получилась бы красивая пара. У Дэввда прядка седых волос, как у Клуни, Карла — южная красавица с густой шевелюрой цвета вороньего крыла. Увы, насколько я понимаю, Карлу мужчины не интересуют.

Позади, склонив голову, стоит доктор Лесли Кляйн.

А за ее спиной — загадочный Кайл Хоули.

Ни один из коллег Дэнни на похороны так и не явился.

Мужчины и женщины, которые с гордостью говорили, что с радостью отдадут друг за друга жизнь, которые пили с Дэнни на свадьбах, крестинах, днях рождения, выпускных… Ни один не пришел. Как это красноречиво говорит об их порядочности!

Будто я не понимаю, что у них на уме. Если Дэнни покончил с собой, значит, ему нечего было возразить на обвинения. А раз так, значит, он действительно продался уголовникам.

А мне ситуация представляется совсем в другом свете. Я считаю, что они своими нелепыми вздорными обвинениями довели моего мужа до самоубийства. От меня исходят волны ненависти, которые окружающие ощущают буквально физически и потому не лезут с разговорами и словами утешения.

Сегодня утром я получила огромную корзину цветов. Якобы от Кристины и Бена.

Для церемонии прощания мы выбрали две песни. Одна, Amazing Grace, прозвучит в самом начале, а другая, Down to the River to Pray, — когда гроб с телом отправится в крематорий. Атмосфера в маленькой часовне напряженная. Нам всем хочется, чтобы церемония побыстрее закончилась.

Я смотрю, как платформа с гробом начинает медленно опускаться.

Я не могу поверить, что там, внутри него, — тело моего мужа. Смотрю, как гроб пропадает из виду, а в голове крутится назойливая мысль, что он пустой.

Я ведь так и не увидела Дэнни мертвым. Да и как вообще он может быть мертв? Мне ведь ему столько всего надо сказать. Идиотизм какой-то. Я у мужа на похоронах и не могу поверить, что его нет в живых. Я его не видела мертвым. Точка. Все мое естество бунтует, не желая смириться с правдой.

Отдел судебной экспертизы прислал небольшую бандероль. В ней оказались обручальное кольцо Дэнни и его часы.

Стекло на них треснуло, а сами они сейчас лежат в кармане моего платья. Я смаргиваю черные от туши слезы и поглаживаю кончиками пальцев их ремешок.

Эти часы купила Дэнни я. Впервые он их надел, когда взял меня на матч своей команды, игравшей против «Даллас Ковбойз»[23]. Я впервые оказалась на американском футболе. Дэнни по традиции, заложенной еще дедом, которой также неизменно следовал его отец, брал абонемент на все игры «Нью-Йорк Джайентс»[24]. Он никак не мог поверить, что я столько прожила в Америке и еще ни разу не была на футболе.

Мне очень понравились и хот-доги, и пиво в огромных пластиковых кувшинах, и пестрота красок, и азарт зрителей, но сама игра чуть не ввергла в состояние комы. Я все хватала его за руку, смотрела на часы и кричала, силясь перекрыть вопли болельщиков, что игра больно затянулась.

— Они постоянно останавливаются, — говорила я. — Только начнут, и сразу — стоп! Потом снова начинают. Какой в этом смысл?

— Назови спорт получше, — со смехом ответил он.

— Спортивная рыбалка, — ответила я.

— Ты только погляди! — завопил вдруг он. — Погляди на Эли Мэннинга[25]!

Мы провели на стадионе весь вечер, а потом по возвращении домой занимались любовью. Дэнни нравилось разговаривать со мной о спорте, даже если я не всегда с ним соглашалась.

После прощания некоторые из присутствующих подходят выразить свои соболезнования. Я стою под цветущим кизилом в свете жаркого летнего солнца, тело чешется под черным траурным платьем. Мне остается терпеть зуд, кивать, произносить пустые слова признательности.

Бад устроил в баре импровизированные поминки. Я туда идти не собираюсь, но все равно ценю его порыв. Меня на поминках будет представлять Таня.

Утром мне звонили родители.

Я не стала с ними разговаривать.

Боятся перелетов? Им хватило горя после гибели Нив? Да пошли они на хер!

Я, между прочим, тоже их дочь.

Я до сих пор никому не рассказывала, в чем обвиняли Дэнни, хотя это по крайней мере объяснило бы его семье отсутствие на похоронах его коллег и официального представителя полиции. Глории и Майку известно лишь, что по Дэнни велось внутреннее расследование, но они не подозревают, что его собирались арестовать по обвинению во взяточничестве.

Глория очень близкий мне человек.

Я сделаю все от себя зависящее, чтобы защитить чувства этой женщины.

Я знаю, обвинения в коррупции вздор. Но я также знаю, как сложно отчистить доброе имя от грязи, и потому не желаю, чтобы свекровь хотя бы краем уха услышала тот вздор, что несут о ее сыне.

Таня замечает, как Глория направляется ко мне, видит мое лицо и спешит на помощь.

— Глория, — говорит она ей. — Ты знакома с мистером Бадом Джонсоном? Давай я тебя ему представлю. Он взял на себя организацию поминок…

— Но я хотела поговорить с Эрин… — доносится удаляющийся голос свекрови, которую уводит Таня.

Я смотрю в землю полными слез глазами.

— Домой! Я хочу домой… — К кому обращены эти слова?