и сахаром образовалась пористая шапочка. Офелия вылила дрожжи в миску и продолжила размешивать. Когда комков не осталось, досыпала еще муки, а потом еще немного, пока тесто на начало отходить от стенок. Потом щедро сыпанула муки на стол – мать всегда говорила: если жалеешь муки, то нечего и браться за дрожжевой хлеб, – и вывалила тесто из миски.

Месить тесто было приятно. Она и не догадывалась, как сильно соскучилась по этому ощущению. Некоторые женщины готовили дрожжевой хлеб чаще других; они утверждали, что получают удовольствие от процесса. Слыша это, Офелия всякий раз представляла грязный стол, муку на полу, липкие от теста руки. Теперь ее пальцы погружались в теплое тесто, наслаждаясь его упругостью, тем, как оно отталкивает ее руки. Она перевернула тесто, раскатала, скрутила рулетом, раскатала снова.

Чужаки оживленно застрекотали. Офелия оглянулась на них. Один наклонил голову и задрал ногу, будто собираясь шагнуть вперед. Неужели спрашивает разрешения? Она предпочла считать, что так и есть.

– Да, заходи, – сказала она и приглашающе повела испачканной в муке рукой.

Существо приблизилось и нависло над столом, разглядывая будущий хлеб. Потом поднесло к тесту когтистый палец. Длинный темный коготь окружала кайма грязи, а уж что скопилось под ним, Офелии и думать не хотелось.

– Помой руки, – сказала она и кивнула на мойку.

Существо не двинулось с места, и Офелия вздохнула. Ну точно дети, которые всегда считают, что они чистые и так. Она отряхнула руки от муки и осторожно взяла существо за локоть.

– Помой, – сказала она. – Вот тут. – Она подвела его к мойке и снова кивнула.

Существо перевело взгляд со своих ладоней на ее. Немного повозившись с вентилем, включило воду и подставило руки под струю, поглядывая на Офелию. Тесто было еще не готово, и руки мочить не хотелось, поэтому она изобразила, как трет их друг о друга. Существо заморгало, но послушно повторило за ней; с когтей начала отходить грязь. Когда руки стали достаточно чистые, Офелия выключила воду и протянула ему полотенце.

– Вытри, – велела она.

Будто бы понимая, чужак скомкал полотенце – этого оказалось вполне достаточно. Потом он вернулся за ней к столу и снова протянул палец, вопросительно глядя на нее. Офелия кивнула; он ткнул тесто когтем и пронзительно заклекотал, когда палец погрузился в мягкое тесто и вышел липким. Офелия ухмыльнулась и продолжила месить.

Существо снова потрогало поверхность теста и медленно поднесло палец к ее лицу. Чего оно

хочет? Офелия растерянно нахмурилась. Существо снова медленно коснулось теста, а затем – ее губ. Офелия все еще не понимала. Она положила палец на тесто, поднесла к губам… Ну конечно. Пища. Оно хочет знать, съедобно ли это.

– Да, но пока не готово.

Разве можно объяснить, что такое хлеб? Она все-таки попыталась: развела руками, показывая, как тесто увеличивается в размерах, потом снова помесила, снова «подняла» тесто, сформировала из него буханки, изобразила, как ставит в печь. Выражение существа не изменилось. Ну ничего, скоро оно все увидит своими глазами. Тесто между тем стало таким, как надо: бархатистым, плотным и упругим. Офелия накрыла его чистым полотенцем, вымыла руки и вспомнила, что собиралась приготовить фасоль. Она открыла другой контейнер, вывалила фасоль в кастрюлю и залила водой.

Существо какое-то время наблюдало за ней, а потом коснулось накрытого тканью теста.

– Не трогай! – сказала Офелия резко. – Ему нужно подняться.

Она снова изобразила, как тесто увеличивается в размерах. Существо убрало руку.

Работы у нее было порядочно. Проветрить дом, подмести полы… Офелия покосилась на чужака, но тот не ушел. Ну, пускай смотрит. Офелия принялась за работу, а чужак продолжал смотреть. Если она приближалась с веником, он отступал в сторону, чтобы не мешать, но далеко не уходил. Когда она обминала поднявшееся тесто, чужак стоял рядом. Он попятился, когда тесто запыхтело, выпуская воздух, но снова приблизился, чтобы посмотреть, как Офелия месит его и делит на две круглые буханки. Она снова накрыла тесто тканью и проверила фасоль. Стручки уже начали размягчаться.

К тому времени, как тесто поднялось во второй раз, дом сиял чистотой. Под пристальным взглядом чужака Офелия включила печь, а когда та разогрелась, поставила внутрь хлеб. Чужака явно заинтересовало облако горячего пара, вырвавшееся из духовки. Офелия замахала на него – он ведь не мог знать, какую часть печки трогать нельзя. Потом показала чужаку холодильник. Как маленький ребенок, он стоял в потоке холодного воздуха из открытой дверцы, пока Офелия не захлопнула холодильник у него перед носом.

– Его нельзя долго держать открытым, – объяснила она.

Чужак посмотрел на нее, и Офелия нутром почувствовала, что он хочет поспорить, как делали ее дети. Спорить ей совершенно не хотелось. Нужно было найти способ общаться с этими существами, какой-

то звук, который могут произносить и они, и сама Офелия.

– Холодильник, – произнесла она и положила на дверцу руку. – Делает холодно.

Существо, не изменяя себе, продолжало наблюдать. Офелия подошла к печи.

– Печка. Делает горячо. Горячо – холодно.

Повозившись с дверцей холодильника, чужак открыл его и помахал рукой на дующий сверху вниз поток холодного воздуха. Слово, которое он при этом произнес, ничуть не походило ни на «холодильник», ни на «холодно», но начиналось с отрывистого согласного звука, а все вместо звучало примерно как «ку». К ее удивлению, существо закрыло дверцу.

– Холодильник, – повторила Офелия. – Холодно.

– Ку.

Что ж, это лучше, чем ничего. Младенцы учились говорить так же, по одному звуку за раз. Чужак подошел к печи и протянул руку, предусмотрительно не касаясь поверхности. Что теперь? Сказать «печь» или «горячо»? Детям она всегда говорила «горячо», но ведь это не ребенок. Существо ухнуло с явным нетерпением. Пусть она не знала их языка, но нетерпение за свою долгую жизнь научилась распознавать мастерски.

– Горячо, – произнесла она, выделяя первый звук. – Горячо.

– Ку, – сказало существо и похлопало по холодильнику.

Они не знали абсолютно ничего. Не знали, что мука появляется из зерна, а зерно – из травы, из семян пшеницы, выращенной на небольших полях, огороженных забором от скота. Не знали, как убирают урожай, как обмолачивают собранные колосья, как веют зерно, очищая его от плевел. А может, и знали; может, они выращивали и убирали какие-нибудь местные культуры примерно тем же способом. Сколько они знают и как это можно выяснить? Может быть, какие-то из инструментов, висящих у них на поясах, – это местные аналоги серпов и садовых ножниц?

Давным-давно, в первые годы основания колонии, поселенцы все делали вручную. Машины были загружены производством запчастей для других машин, строительных материалов, ткани и посуды.