Лишь на следующий день врач медицинского эшелона, вывозящего раненых с линии фронта, заметил странный вид главного инженера, который неуверенной походкой добирался от здания вокзала до будки машиниста. После беглого осмотра он сделал неутешительное заключение:

– Контузия! Вам бы в больницу, ну или хотя бы отлежаться неделю.

Но Корзун только отрицательно помотал головой. Чем быстрее наступали силы вермахта, тем больший страх он испытывал, не за себя, за железную дорогу. Во время долгих хлопотных дней, стоя на железнодорожном мосту, он окидывал взглядом свое огромное детище, свое беспокойное хозяйство и раз за разом задавал вопрос: неужели все отдадим немцам? Построенную советскими рабочими железку, вагоны, тепловозы, перроны… Неужели они здесь будут хозяйничать?

В июне всего за шесть дней немцы переместились от западной границы СССР на восток и захватили Минск. Попавшие в окружение советские войска бились почти до середины июля, но мощная армия Гитлера при поддержке союзников – Италии и Румынии – стремительно сдвигала линию фронта в сторону России.

Уже осенью немецкие сапоги по-хозяйски расхаживали по платформам железнодорожного узла. Михей Петрович долго никак не мог поверить, что все происходящее реально. Немцы не тронули главного инженера, даже вызывали его несколько раз в штаб и через переводчика предлагали ему работать на них. Но тогда контузия выручила Корзуна. После авиационного налета у него стали трястись голова и руки, поэтому на все вопросы он только качал головой, изображая глухоту. Трогать его не стали, сочли бесполезным и безопасным, хотя и провел главный инженер несколько страшных дней в подвале гестапо. Оттуда вышел он седым стариком, к трясущейся голове прибавился еще один недуг – искореженные после ударов молотком, разбухшие пальцы. Так и бродил он седым привидением по станции: помогал переводить стрелки, заботливо проверял сцепки вагонов, к нему привыкли даже злобные овчарки охранников и не рвались с поводка при виде его согнутой фигуры. Михей Петрович пользовался своим положением, помогал раненым, которых целыми составами отправляли в концлагеря. Пока возился под днищем очередной теплушки, то совал в щели, в протянутые руки советских пленных куски хлеба, теплые вещи, банки и бутылки с водой. Про помощь инженера потихоньку узнали жители, и к его дому ночью то и дело прибегали черные фигуры, принося свертки с едой, чтобы Корзун на следующий день пронес их за пазухой старой куртки на станцию. Несколько раз он организовывал военнопленным побег, сбив замки с вагонов. И каждый такой случай заканчивался для седого мужчины новыми пытками у гестаповцев, но расстрелять или замучить насмерть советского инженера офицеры СС не решались. Слишком много он знал о своем детище, слишком хорошо разбирался в железнодорожном деле, и без него узловая станция могла превратиться в бесполезный хаос из путей и нагромождений вагонов. Он не ушел в лес к партизанским отрядам, как почти все мужчины, попавшие в оккупацию к фашистам, а каждый день шел на работу, на железнодорожную станцию, ибо ждал победного возвращения Красной армии, верил в то, что станция снова вернется к советским людям и он, его знания потребуются здесь, на железной дороге. Когда немцы стали сгонять в Речицу танковые войска, солдаты вермахта принялись спешно превращать дома в укрепления, закладывая кирпичами окна, а военнопленных выгнали на рытье окопов, Михей Петрович понял, что он теперь нужен как никогда.

В бывшем кабинете главного инженера Речицкой железнодорожной станции расположившийся в нем новый хозяин, штабширмайстер Грохель, с удивлением выслушал доклад дежурного ефрейтора об исчезновении со станции сумасшедшего советского инженера. Герр Грохель поначалу заподозрил неладное, хотел отправить ефрейтора на поиски инженера по домашнему адресу, но его отвлекла срочная депеша от генерал-лейтенанта о срочной мобилизации, затем прибытие по железной дороге платформ с немецкими танками, и только к вечеру он вспомнил о Корзуне.

Тот уже в это время, с трудом переставляя дрожащие от напряжения ноги, пробирался по проселочной дороге. За пазухой у него лежала карта с вычерченным карандашом маршрутом к лесному убежищу партизан. Голова у ослабленного плохим питанием и болезнью мужчины кружилась, перед глазами плыли черные круги, но он шел шаг за шагом, опираясь на подобранную палку. При приближении любого транспорта он нырял в кювет, накрываясь с головой грязным плащом, так, чтобы с дороги он сливался с серой землей. Дорога заняла у него сутки, под конец ее Корзун еле переставлял ноги, то и дело усаживаясь в кустах для отдыха.

Его тощую сутулую фигуру партизанский связной приметил еще за пять километров до подхода к Речице. Пашутин, бывший участковый Речицкого района, всю оккупацию провел в лесу. За несколько лет тайной жизни, действуя всегда в ночи, в тишине, бывший участковый привык к невероятной осторожности. Поэтому он несколько часов шел за странным человеком в грязном плаще, присматривался, пытаясь понять, кто же он такой. На подходе к Озерщине, когда Корзун от усталости задремал прямо на голой земле в ближайшем перелеске из редких берез, бывший милиционер одним ловким движением закинул ему на запястья веревку и затянул крепким узлом. Напуганный Михей Петрович совсем растерялся от такой встречи, кое-как, заикаясь, он сумел объяснить, для чего пробирается через немецкие посты. Но Пашутин историю инженера воспринял с недоверием, даже злобой. Особенно узнав, что всю войну главный инженер провел бок о бок с немцами и продолжал работать на станции. Партизан обыскал своего пленника и пришел в ярость, когда нашел у того во внутреннем кармане пропуск на железнодорожную станцию с подписями и печатями немецких офицеров.

Они провели в редком перелеске несколько часов, пока звуки боя разрывали воздух неподалеку от деревни. Как только немцы запылили техникой по дороге прочь из населенного пункта, Пашутин потащил медленно передвигающегося Корзуна за собой к хатам. Там у околицы сожженной избы старосты его с удивлением встретила Мария. Женщина сразу узнала участкового, обрадовалась знакомому лицу и принялась делиться новостями, рассказывая, что советские войска освободили Озерщину, и она привела командира танкистов к тайному схрону с оружием.

Пашутин выслушал и ткнул пальцем в измученного долгим переходом, связанного Корзуна:

– А я предателя поймал! Перебежчик, прихвостень немецкий! Зови командира, нужен трибунал, военно-полевой суд для него!

Михей Петрович от усталости и изнеможения больше не мог стоять. Он неловко кособоко рухнул у покосившегося забора, оперся о деревяшки, отвел глаза.

На него глазели деревенские ребятишки, что прибежали посмотреть на красных танкистов. К околице уже подъехала рота Завьялова со своим командиром. Рядовые с любопытством посматривали на пожилого инженера в плаще, связанного, без сил сидевшего на земле.

Кирилюк не выдержал и поинтересовался у Завьялова:

– Это пленный?