Шрифт:
Закладка:
– К вам партизанский отряд наш не выходил? Там парнишки, с ними из НКВД мужчина и дед наш Юрец.
– Вон в том рве парни, они с нами наравне немца били. – Лейтенант только успел махнуть рукой в сторону окопа, как туда бросилась женщина.
– Немцы из деревни ушли? – задал Соколов самый важный вопрос.
Женщины дружно закивали.
– Ушли, ушли! Спасибо вам!
– Неужели дождались вас! Как начало грохотать, мы думали, все – конец деревне.
– Побросали все и убежали.
– Ох, сколько погибло! Молодые какие все. Ах, и деде наш здесь!
При виде кровавой человеческой горы женщины заголосили, зарыдали, бросились к покойникам. Алексей растерялся от их криков и слез. Он отыскал взглядом женщину-ветеринара:
– Извините, нам помощь нужна. Партизанка Катя сказала, в деревне есть боеприпасы. Кто нас сможет отвести к ним?
– Марья отведет, которая в окоп убегла. Она знает ход. Сейчас приведу. – Женщина со всех ног помчалась к окопу.
Оставив местных жительниц заниматься ранеными и погибшими, боевая группа поспешила по выбоинам деревенской дороги к домам.
Соколов нервничал. Мост они отбили и даже умудрились сохранить в целости. Но вот связь со штабом пропала. Омаев безуспешно крутил ручки, вслушивался в треск эфира и выкрикивал позывные. Что дальше? Двигаться к Речице для соединения с остальным танковым батальоном? Или терпеливо ждать у отвоеванного моста, караулить, чтобы немцы не осуществили задуманное и не взорвали важную переправу?
Еще больше Соколова беспокоило, что большая часть горючего и боеприпасов для танков израсходована. Пехота довооружилась немецкими автоматами, рачительный Завьялов усадил стрелков за целые мотоциклы, чтобы экономить силы и время для передвижения. А вот ему пополнить запасы снарядов и горючки неоткуда.
Возле руин крайнего дома сопровождающая их Мария кивнула на черные головешки:
– Спалили немцы подчистую дом, со старостой внутри. Пытали его про ход, не признался. Вот и сожгли.
Она провела их на задворки, там ловко сдвинула пустую собачью будку, откинула кусок дерна, под которым темнела чернота спуска под землю. Вместе с Соколовым вниз спустился Бочкин. Под землей в сухом погребе он на ощупь отвинтил крышку на канистре и втянул знакомый запах:
– Товарищ командир, солярка есть! Раз, два, три… Ого, тут канистр десять, нам на все танки хватит.
– И фугасные есть. – Луч фонаря выхватил знакомые силуэты снарядов в ящиках.
Соколов обшарил погреб лучом фонаря и приказал:
– Так, Николай, собирай всех танкистов. Выдашь им горючее, боеприпасы. Аккуратно выносите, распределяйте по танкам.
– И вперед? Марш-бросок? Или в деревне у моста остаемся?
– Пока здесь, ждем приказа. – Ответ командира был сухим, на войне ситуация меняется мгновенно. Отдохнуть в самом центре наступательной операции не получится.
Сверху раздался голос Марии:
– Товарищ красный командир! Вас тут спрашивают.
Лейтенант выбрался на поверхность и зажмурился от яркого света. Сквозь прикрытые ресницы увидел, что от руин сгоревшей избы отделился приземистый сутулый мужчина в грязной милицейской форме. Он отдал честь:
– Участковый Пашутин, из партизанского отряда. Докладываю: немецкие войска Озерщину спешно покинули. Немцам удалось уйти в сторону Речицы. Я сам видел, как они уезжали вместе с техникой. Ушли с большими потерями. Танки вы их подбили, а штаб с пехотой, саперами и всем хозяйством рванул из деревни. Прямо по главной дороге фашисты шли.
– Кто там был, в какую сторону они пошли, на карте покажете? – засыпал вопросами Соколов участкового.
Ему нужна была информация для дальнейших действий. Связи со штабом не было, и молодой командир теперь пребывал в нетерпении. Ему хотелось как можно быстрее гнать немцев дальше, тем более горючее и боеприпасы они нашли.
Был приказ удерживать мост, но вражеские части после успешной атаки советских танков с поддержкой пехоты покинули деревню. Боевой приказ выполнен, и Соколов изнывал от бездействия. Все попытки Омаева доложить в штаб корпуса об успешной операции были безрезультатны. Дальность передачи с танковой радиостанции составляла всего 5–8 километров. Если нет связи, то либо порыв на линии, и чинить его будут связисты, скорее всего, ночью, либо линия фронта сдвинулась так, что мощности радиостанции не хватает. У него восемь танков и огромные потери десанта, немецкий пулеметчик на холме успел выкосить из рядов большую часть роты Завьялова. Его группе нужно пополнение из стрелков для сопровождения танков.
Соколов так отвлекся на свои мысли, что перестал слышать Пашутина. Увлеченно говоривший участковый не заметил, что молодой командир кивает в такт его словам и при этом думает о своем. Мужчина вдруг бросился к ограде и силком за шиворот плаща подтащил к командиру ударной группы седого дрожащего мужчину.
– Вот предатель родины! На дороге его поймал! На немцев работал!
Мужчина в грязном плаще что-то пытался взволнованно сказать, хватая воздух ртом, но из-за сильного заикания и тремора у него выходило только мычание.
Глава 8
Михей Петрович Корзун работу свою любил. Еще мальчишкой в любую свободную минуту бежал на вокзал, чтобы полюбоваться поездами, посмотреть, как легко ходят огромные железные машины, словно пушинки тянут десятки груженых вагонов. И свою дальнейшую судьбу Корзун решил связать с огромной железнодорожной станцией, где обходчики отстукивают колеса вагонов, где дикторы делают объявления по громкоговорителю о прибывающих составах и где витает специфический запах пропитанных креозотом шпал. После Гомельского железнодорожного института Михей вернулся на узловую станцию уже сотрудником, старательным, преданным своей работе. Поэтому, когда началась война, Корзун, ставший к тому времени Михеем Петровичем, главным инженером, ни в один поезд, отправляющий тысячи людей подальше от наступающих фашистов, не сел. Каждый день он лично отправлял эшелон за эшелоном, под руки усадил всех своих сотрудниц в вагоны, чтобы спасались сами и увозили своих детей подальше от безумного шествия армии Гитлера. На вокзале он попал под первую бомбежку от люфтваффе. Бомбардировочная эскадра из самолетов Ю-88 сбросила на город почти десяток фугасных бомб. Тогда он и не подумал прятаться в убежище, бегал по станции прямо под завывание падающих снарядов, накрывал брезентом технику, спасал имущество, пока вдруг не взлетел вверх вместе с подбитым эшелоном из вагонов, что стояли на запасных путях. Он хорошо запомнил то ощущение, когда невидимая волна смяла стоящий на рельсах вагон, впечатала его в соседний, а сам Михей Петрович кувыркнулся, словно кукла, в воздухе и с глухим ударом упал на соседний путь. Когда пришел в себя, то все звуки доносились до него словно через толстую подушку, не помнил он, как добрел до здания вокзала, – весь мир стал шатким, качающимся, а собственное тело непослушным.
