будет атаковать немцев, чтобы измотать их, заставить отказаться от идеи выкурить из леса сбежавших пленных и использовать их в качестве живого щита. Будто фигуры на шахматной доске, двигались в его голове группы взад и вперед, нанося удары по силам фашистов.

Руслан вдруг вскинул руку – осторожно, близко немцы! Они дружно упали в снег, вжались в ледяную крупу и дальше продолжили движение по-пластунски. Снег забивался в рукава, подтаивая, прилипал к штанам и куртке, находил любую щель в одежде и впивался острой болью, будто крошечный зверек острыми зубками. Под снегом щепки, корни деревьев, острые ветки кустов впивались в тело, расцарапывая кожу даже через толщу формы. Правда, сейчас Соколов не замечал этих неудобств, все внимание его было направлено на переговаривающихся между собой немецких офицеров с подбитых «тигров». Уже рассветало, и он мог хорошо рассмотреть пробоины в бронированных панцерах. Трупы обгоревших и убитых из пулемета ДТ германских танкистов стаскивали к обочине рядовые стрелки. Два офицера, горячо споря, даже перешли на крик. Соколов вслушивался в их речь, стараясь не пропустить ни слова. Он бегло говорил на немецком языке благодаря еще школьным урокам, которые вела немка. Ее сын Макс своего школьного приятеля, Алешку Соколова, во время детских игр научил множеству разговорных слов и выровнял произношение до близкого к своему берлинскому говору.

Омаев еле сдерживал свое любопытство, ему хотелось бы говорить на немецком и понимать речь противника так же, как говорил на этом языке и понимал его командир, ему бы очень пригодилось знание языка во время таких вот вылазок. Да только Руслан окончил восьмилетку в обычной сельской школе, где были всего два учителя, и те вели предметы на смеси чеченского и русского языков.

Круглый, с черными усами офицер вышел из себя от спора и начал колотить по бортам танка, доказывая что-то. Второй крутил упрямо головой и небрежно отмахивался перчаткой от нападок. Усатый выкрикнул еще несколько ругательств, наорал на солдат так, что те вытянулись в струнку с выпученными от страха глазами, побросав инструменты. Германский офицер, красный от ярости, вдруг заторопился в сторону леса, к тому же прямиком направился к месту, где затаились Омаев с Соколовым. Что-то возмущенно бормоча под нос, он принялся осматривать обломанные ветки у деревьев, перебирать пальцами края следов, с каждым шагом все дальше и дальше углубляясь в лес четко по траектории, которой шли до этого Т-34 и захваченный «тигр». Алексей повернулся к сержанту и провел ребром ладони по шее, потом приложил палец к губам, прошелся пальцем по пуговицам ватника и кивнул на немца. Руслан понял его приказ без слов: «Ликвидировать без шума, мне нужна его форма». Он переполз от куста к кусту следом за уходящим в чащу немцем, долго примерялся к прыжку, оценивая расстояние. Наконец одним движением тела поднялся из толщи снега, шагнул, успел одной рукой перехватить офицера за голову, накрепко зажав ладонью рот. Вторая рука наготове с кинжалом хлестко ударила в шею. От мощного удара мужчина дернулся, рухнул вниз. Сержант уложил его так, чтобы поток крови не оставил следов на шинели. Тут же подлетел лейтенант, помог перевернуть еще дергающееся тело на спину, расстегнуть пуговицы и стянуть шинель, пока она не пропиталась от алого ручейка из короткой шеи. Соколов потянул раздетого офицера к сугробу между старыми елями, склонившимися друг к другу под тяжестью густых лап. Одними губами приказал:

– Забросай кровь снегом!

Через минуту снежный пятачок был опять девственно чист, мертвый немецкий офицер застыл, припорошенный снегом среди стволов, все пятна крови скрыл новый слой белой крупы. Танкисты снова замерли в терпеливом молчании, но сейчас лежать в сугробе было чуть удобнее. Под ними было расстелено плотное сукно шерстяной офицерской шинели. Прошло больше десяти минут долгого ожидания, прежде чем немцы спохватились и бросились на поиски пропавшего офицера. Горстка солдат рассыпалась между деревьев, выкрикивая:

– Обер-лейтенант!

– Эй, господин офицер!

– Обер-лейтенант Леманн!

Двое из солдат остановились почти рядом с сугробом, где прятались танкисты, и закурили одну самокрутку на двоих. Вполголоса они что-то обсудили со смешком и направились обратно к дороге. Через полчаса безуспешных поисков пехотинцы вернулись на дорогу разбираться дальше с обгорелыми и окровавленными трупами. Соколов прижал губы к холодному уху Омаева и зашептал, сообщая, что ему удалось понять из разговоров офицеров и рядовых:

– Они не догадались о том, что здесь были советские танки. Тот второй офицер, что отмахивался перчаткой, считает, что пленные каким-то образом сбежали, угнали «тигр» и уничтожили остальные машины. Они оцепляют лесополосу, так как сегодня по этой дороге пойдет эшелон с техникой.

– Из-за чего они так спорили, товарищ лейтенант? – посиневшие от холода губы Омаева двигались с трудом.

– Тот с усами поумнее, настаивал на том, чтобы снова послать в лес пехоту на поиски «тигра». Он переживал, что бывшие советские пленные нападут и обстреляют колонну.

– Правильно переживал! – несмотря на боль в каждой клеточке тела от мороза, сержант торжествующе улыбнулся.

– Поэтому надо было его ликвидировать, слишком близок он был к правде. Шинель нам еще пригодится – есть у меня один замысел. Его исчезновению все были только рады, так он достал рядовых. Они даже искать своего командира толком не стали, посмеялись, что офицера Леманна задрал русский медведь. – Командир указал на дорогу и прошептал: – Они сейчас будут хоронить своих танкистов. Давай к нашим, приведи двух снайперов с винтовками. Возьмите четыре «мосинки». Если уложишься в пятнадцать минут, то нанесем первый удар по немцам.

Руслан кивнул и бесшумно исчез между черными раскидистыми еловыми лапами. Алексей засек время, 09:15. Каждые три часа они будут наносить удар по противнику, так, чтобы ни солдаты, ни офицеры не могли понять, что происходит. И сейчас настало время сделать пробную попытку.

Через четверть часа на огромной высоте вековых сосен среди веток на вершине засели два советских снайпера с винтовками. Каждый наблюдал за тем, как внизу копошатся черные фигурки солдат. Рядовые вырубали топорами стылую землю, сооружая большую могилу; от ветра, гулявшего на вершинах деревьев, у снайперов продрогло все тело, но ни один из них не шевельнулся, чтобы не привлечь к себе внимания. Рядом на ветках лежала запасная винтовка «мосинка», а на коленях замерших стрелков высилась кучка обойм с патронами.

Немцы уложили тела в яму, выбрались на поверхность и выстроились