— Как, разве луковый соус моей мамы и общество доброжелательных родственников волшебным образом не решили все твои проблемы? — В глазах Герти вспыхивает озорной огонек, и на долю секунды Лео готова поклясться, что перед ней Нина.

— Пока нет. — Лео берет свой стакан с газировкой и, подтянув ноги к груди, укладывает подбородок на колени.

Герти на этот раз молчит — просто позволяет тишине повиснуть между ними — и с хрустом уплетает чипсы.

Отец и Стефани, по обыкновению, уезжают ровно в ту минуту, когда тетя Келли достает из духовки индейку. Стефани стискивает Лео в объятьях, Лео старается не думать о выводе, сделанном Герти, не гадать, потолстела и покруглела ли Стефани с тех пор, как обнимала падчерицу в прошлый раз. Рядом прощаются отец и мама — кажется, более дружелюбно, чем в предыдущие годы, даже слегка обнимаются. Лео рефлекторно ищет взглядом Нину, чтобы одновременно с сестрой закатить глаза и чтобы Нина непременно сказала: «Эй, голубки, хватит ворковать», или «Может, вам уединиться?», или что-нибудь еще такое же фривольное и смешное. Лео не перестает изумлять собственная способность говорить за Нину.

Все сидят за столом, Лео — ближе к краю, между мамой и Герти. Напряжение ощущается почти физически, все старательно избегают комментировать тот факт, что в этом году стульев на один меньше, чем в прошлом. Дядя Дэвид читает коротенькую молитву, такую банальную, что Лео задается вопросом, не гуглил ли он перед ужином: «простенькая нейтральная молитва ко Дню благодарения». И даже если гуглил, Лео его винить не станет.

Воцаряется тишина; все знают, что последует дальше: каждый расскажет, за что возносит благодарность.

— В общем… — начинает тетя Келли.

— Келл, — тихо произносит мама Лео, накрывая ладонью руку сестры. — Все в порядке. Все хорошо.

— Уверена? — вполголоса переспрашивает тетя Келли, мама Лео кивает и пригубливает воду из чашки. — Ну ладно, — бодро говорит Келли, как будто ее диалога с сестрой никто из сидящих за столом не слышал. — Начнем с Дейва, и дальше все по кругу, идет?

Дядя Дэвид прокашливается, Лео смутно подозревает, что позже его ждет «объяснение» с женой. Дядя Дэвид благодарен за здоровье и стабильную работу; младший брат Герти, Томас, — за успехи в школе и подаренный игрушечный грузовик; Келли — за то, что у нее есть дом и семья, а еще — за то, что сегодня с утра в магазине ей досталась последняя банка клюквенного соуса, хаха-ха.

Наступает мамин черед. Тишина едва не до боли давит на уши Лео. Все терпеливо и вежливо ждут, когда мама что-нибудь скажет. Она открывает рот, потом закрывает, бросает салфетку на стол.

— Простите, — шепчет она, встает из-за стола и поспешно уходит.

Лео тоже начинает подниматься — нельзя оставлять маму одну, нужно пойти за ней, — но тетя Келли уже вскочила и машет ей:

— Сиди, сиди, я сама. Пожалуйста, начинайте есть, мы сейчас вернемся.

Лео неуклюже садится обратно. До нее доходит, что, хотя партия и окончена, ее очереди говорить никто не отменял.

— Я благодарна за Нину, — еле слышно произносит она, и на несколько секунд за столом все замирают. — Можно мне салата?

Помешкав, Томас передает ей салатницу. Под столом Герти сжимает ладонь Лео и долго не отпускает. Лео не сопротивляется. Мама и тетя Келли наконец возвращаются, от обеих явственно пахнет табаком, но этого как будто никто не замечает.

Ко всеобщему облегчению, семейный праздник не затягивается допоздна. Сестра дяди Дэвида пошла во двор прогреть машину, чтобы Мими не замерзла на обратном пути в пансионат. Герти и Томас из-за чего-то ссорятся наверху, их голоса долетают до Лео, окутывая облаком тоски, вызывая ностальгию по тем временам, когда Нина могла выбесить ее своим поведением. Мама, Келли и Дэвид разговаривают на кухне, так что в гостиной остались только Лео и Мими, уже одетые и готовые к выходу.

— Ну, так объясни, — поворачивается Мими к Лео, и та впадает в легкую панику, сообразив, что кроме них в комнате никого нет, — где твоя сестра. Почему в этом году не приехала?

Лео вспыхивает, но потом до нее доходит: Мими просто не помнит, что Нина умерла, и спрашивает вполне искренне.

Рядом никого. Никто не услышит.

— Она отмечает День благодарения с семьей своего парня, — улыбаясь, сообщает Лео. — Ей очень хотелось познакомиться с его близкими.

— Чудесно! — восклицает Мими. На ее лице написана такая неподдельная радость, что угрызения совести Лео чуточку стихают. — Мальчик-то хороший?

Лео стискивает зубы, чтобы унять дрожь в подбородке.

— Не такой хороший, как она, но в целом — отличный парень.

Мими подается вперед.

— Как обычно, — кивает она, и ее слова вызывают у Лео не слезы, а смех. — Ну, передай ей, что нам ее не хватало. Передашь?

Лео плотно сжимает губы, дает себе эти несколько секунд, в течение которых Нина жива и с сияющей улыбкой сидит за праздничным столом в доме Иста. «Я благодарна за картофельное пюре!» — наверное, сказала бы она и всех очаровала. Она всегда всех очаровывала. Потом Нина и Ист долго целовались бы на заднем дворе, и по возвращении домой от нее пахло бы морозным ночным воздухом и какой-то вкусной едой. Нина вернулась бы домой…

— Обязательно, — произносит Лео, когда вновь находит в себе силы говорить. — Обещаю.

На обратном пути Лео с мамой молчат. Они слишком измучены.

Накормив Денвера, потрепав его по холке, погладив по животу и почесав за ушами, Лео поднимается к себе и отправляет сообщение Исту.

Лео:

Как провел День благодарения?

Ответ приходит через несколько минут: Ист присылает селфи с отцом и братом: все трое на диване, на экране телевизора — футбольный матч. Отец и брат уже отключились, Исту и смешно, и досадно. «Триптофан наносит новый удар, — гласит подпись к фото. — А как ты?»

«Хорошо, — врет Лео. — Объелась. Свекровь моей тети спрашивала, где Нина. У старушки деменция».

Ист отвечает дольше обычного, три точки,