Шрифт:
Закладка:
Школа — привычка, необходимая Лео рутина. К школе она притерпелась. А вот ночи… Ночами ее окружают темнота, мрак и бесконечно долгие часы до рассвета. По ночам Лео просыпается, мозг сканирует все накопившиеся мысли и с зловещим шипением выводит на первый план самые черные: «Что, если…» и «А вдруг…»
Когда воображаешь худшее, проблема, по мнению Лео, в том, что каждая следующая угроза представляется не просто возможной, а до жути реальной, и, зная это, мозг кучей вываливает перед ней страшные картинки и делает это в два часа ночи, когда в темноте некому протянуть ей руку и успокоить.
А вдруг мама умрет? Вдруг отец умрет? Вдруг что-то плохое случится со Стефани или всеми троими сразу? Что, если они будут ехать в машине и Лео потеряет вообще всех?
Пожалуй, это и есть самое тяжкое, думает Лео, переворачиваясь на спину и накрывая ладонью глухо колотящееся сердце. Никто не может успокоить ее, сказать, что все будет хорошо и ничего плохого не случится, потому что плохое может случиться, и тогда Лео останется совсем одна. Нине полагалось быть рядом с ней всегда, но ее больше нет. Лео никогда не задумывалась о конечности существования сестры, о лимите времени, которые они проведут вместе, как и о том, что последние минуты Нининой жизни останутся для Лео тайной, скрытой в сумрачных глубинах серого вещества ее травмированного мозга. Это все равно что читать книгу, в которой вырваны последние страницы, а концовка настолько прочно связана со всеми остальными частями, что Лео вынуждена отчаянно рыться в памяти, пытаясь восстановить недостающие элементы.
Если Лео плачет, то тихонько, сотрясаясь всем телом и зарывшись лицом в подушку, чтобы не всполошить маму, которая поначалу ложилась спать в Нинину кровать, а после перестала ложиться вовсе и в три часа ночи бродила по кухне. Лео слышит, как она перемывает чистые тарелки, вытирает безупречно чистую столешницу, и, по идее, этот фоновый шум должен бы успокаивать, но не успокаивает. Лео пугается этих звуков так же, как в детстве пугалась призраков, представляя, как невидимая сущность, бесприютная и неприкаянная, скользит по дому и смотрит прямо на нее.
Начали приходить книги, о которых говорил Ист. Часть прислала тетя Келли, еще несколько — от друзей, которые, конечно же, хотели помочь. И Лео, и мама просто оставляли их у лестницы. Там они и лежали, собирая пыль и собачью шерсть, а Лео с мамой огибали их, старательно обходя горе стороной. На всех обложках непременно были изображены печальные, смирившиеся с судьбой люди, как правило, где-нибудь на улице, в окружении деревьев. Одна из книг, «Справочник по преодолению горя для подростков», предназначалась непосредственно Лео. Девушка, нарисованная на обложке, на Лео нисколько не походила.
Лео полистала книгу, увидела список упражнений и немедленно выбросила в мусорное ведро. Прочие так и лежат, обосновавшись на первом этаже, так же как мама Лео, излучая безмолвное горе и скорбь, вшитые под обложкой.
Лео опять переворачивается, теперь на бок, и чувствует, как печаль колыхается в такт ее движениям, словно вода в сосуде, принимает новую форму, заполняет собой все свободное пространство. Лео знает, что может написать Исту или даже Мэдисон, но о чем? Мне грустно, я скучаю по Нине. И что это даст? Лишний раз напомнит Исту об утрате, а Мэдисон — обо всем, через что пришлось пройти, когда ее отец лечился от рака? К чему их будить, зачем тянуть в свою темноту? Это эгоистично, думает Лео и закрывает глаза, а в груди опять волной накатывает тоска.
Проблема Лео заключается не просто в отсутствии человека, с которым можно поговорить среди ночи. Проблема в том, что раньше такой человек был, а теперь его нет. Лео остро понимает, чего лишилась.
Пожалуй, можно было бы позвонить отцу, но и он, и Стефани наверняка спят. Еще можно поговорить с мамой, тем более что она все равно бодрствует, но в их отношениях многое изменилось.
Лео видит, как ее мама идет по жизни — обреченно плетется, поникнув головой, — и не хочет прибавлять ей груза на плечах, морщин под глазами. По иронии судьбы, только мама способна понять чувства Лео, понять, как это, — когда в доме нет того самого человека, который был там всегда. Никто не цапается в ванной, никто не бежит занять место переднего пассажира, ты больше не разнимаешь ссоры и не становишься на чью-либо сторону. Есть только Лео. Тот факт, что Лео по-прежнему здесь, лишь подчеркивает, что Нины больше нет. Лео — постоянное напоминание родителям об утрате, а не о том, что у них осталось.
Лео осторожно втягивает воздух, пробует вдохнуть поглубже — не получается. Время 02:09, 29 октября. Нинин день рождения.
Сегодня ей должно было исполниться восемнадцать, формально — уже взрослая, а в реальности — девчонка, которая все еще носила кигуруми-единорога, писклявым голосом разговаривала с Денвером и иногда, на волне стресса или грусти, смотрела на «Нетфликсе» любимые детские мультики. Именинный торт со свечами, тихий праздничный ужин в семейном кругу, отвязная вечеринка с друзьями. Этот день сулил много радости. Много жизни. А вместо этого Лео лежит в кровати, наблюдает, как одеяло все быстрее поднимается и опадает в такт ее убыстряющемуся дыханию, и сердце колотится все чаще, и все сильнее давит тяжкая пустота, и на месте всего, что должно было быть, Лео видит черную дыру, в один миг поглотившую Нинино будущее.
Нина обожала Хеллоуин или, как она его называла, «второй день рождения». Это она развешивала по дому затейливые украшения, а фото ее резьбы по тыкве мгновенно взрывали инстаграм[14]. И хоть сама Нина на Хеллоуин больше не наряжалась, именно она купила Денверу его первый карнавальный костюм — комбинезон в виде гусеницы с ножками и усиками, который бедный корги носил с самым жалостливым выражением мордочки. Нина с огромным энтузиазмом готовилась ко всем праздникам, однако Хеллоуин всегда был особенным. Это был ее день.
В этом году день рождения сестры напоминает Лео звук выстрела — предупреждение о том, что
