Уверена, что тебе не нужна помощь?

– Нет-нет, – Твила невольно всхлипнула. – Теперь правда все хорошо, – и, не удержавшись, всхлипнула еще раз.

Повисла пауза.

– Да открой ты эту чертову дверь!

Последовал резкий толчок, и не ожидавшая этого Твила попятилась. В проеме мелькнуло удивленное лицо мастера. Она тут же снова уперлась в деревяшку изо всех сил, но было уже поздно: он увидел.

– Что за… Твила, отпусти дверь, – сказал он серьезно.

– Это не то, что вы, я не…

Он резко навалился, и дверь распахнулась, Твила едва успела отскочить. Лицо стоявшего на пороге мастера было по-настоящему встревоженным. Волосы после сна сбились на одну сторону. Он смотрел на нее во все глаза.

Она попятилась и только сейчас заметила, как вымазалась, пока пыталась перевернуть тюфяк, а потом – отстоять дверь. Теперь красное было повсюду: отпечатки ног на полу, метки на двери и стене, в которую она упиралась… Как будто полк кобольдов[20] пробежал по чердаку, предварительно искупавшись в чане с краской. Но особенно выделялись алые пятна на белой ночной рубашке, притягивая его взгляд.

– Ты ранена? Как это произошло?

Тут мастер перевел взгляд ниже, где алело самое большое пятно, и неожиданно умолк. С его лица исчезло напряжение, и он приметно расслабился:

– Ах, вот оно что. Странно, что цикл так быстро восстановился, а я уж было подумал…

Этого Твила вынести уже не смогла и, закрыв лицо ладонями (которые пришлось отнять от низа живота), разрыдалась.

Может, смерть наступит прямо сейчас и избавит ее от позора?

– Я не специально, я не хотела, – повторяла она между всхлипами. – Я правда не знаю, как это вышло!

Лицо мастера расплывалось удивленным пятном, растворяясь в соли, обжигающей щеки. Сквозь рыдания она услышала, как на лестнице застучали шаги, а потом послышался недовольный голос, кажется, Розы. Мастер что-то ответил через полуоткрытую дверь, так что видеть Твилу служанка не могла, а потом плотно притворил ее и повернулся к ней.

– Почему ты плачешь? Если очень болит, могу дать средство. Или спроси у Розы и Охры, что они заваривают в таких случаях.

– В таких случаях? – От удивления Твила перестала плакать и отняла руки от лица, чувствуя, как из набухшего носа что-то течет.

– Ну, когда у них тоже начинается кровь.

– Хотите сказать… и у Розы такое было? Но она ведь… – Она умолкла, так и не договорив.

Вот теперь уже мастер смотрел на нее так, будто Твила объявила, что собирается замуж за Лубберта.

– Естественно… – В его голосе прозвучало замешательство. – Да и у всех остальных. Ну не думала же ты, что природа специально для тебя это придумала? И с чего весь шум-то? Не в первый же раз, иначе не зачала бы ребенка.

Эти слова заставили Твилу снова зарыться в ладони: во-первых, чтобы немного охладить горящие щеки, а во-вторых, смотреть на мастера через крошечную щелку меж пальцами было не так стыдно.

Она не смогла выдавить ответ вслух, поэтому просто покачала головой.

– Тогда в чем дело? – искренне удивился он.

Твила снова промолчала. Как о таком говорить с мастером? Тем более с мастером.

Он вздохнул, обнял ее за плечи и подвел к тюфяку:

– Садись. Больше, чем есть, все равно уже не испачкаешь.

Твила послушно села, избегая того места, где укоризненно темнело самое большое пятно. Он опустился рядом на корточки.

– А теперь объясни, чего ты так испугалась?

– Я… у меня… – Твила собралась с духом и подняла на него заплаканные глаза. – У меня снова будет малыш, мастер Блэк?

– Конечно будет, – подтвердил он, и ее сердце ухнуло, как гранитный камень в колодец.

– И вы теперь меня выгоните?

– Что? Почему я должен… – Тут мастер резко замолк и внимательно вгляделся в нее, будто о чем-то догадавшись. – Нет, я не имел в виду, что он будет прямо сейчас… Так ты решила, что это, – он кивнул на ее сорочку, и щеки Твилы снова опалило, – признак того, что ты ждешь ребенка?

– А разве нет? – быстро прошептала она, опуская глаза.

– Разумеется, нет.

– Один раз у меня такое уже было, а вскоре я узнала, что жду малыша.

– Ну, появился он явно после другого.

Его голос звучал так спокойно, что она снова подняла взгляд.

А потом он ей все объяснил, и Твила пожалела, что не умерла четверть часа назад.

Кажется, было бы легче, узнай она все это даже от Тучного Плюма. Да от кого угодно, только не от мастера! Хотя она и сама не понимала, почему, ведь вряд ли кто-то другой рассказал бы об этом так спокойно и обстоятельно, как о чем-то само собой разумеющемся. И тем удивительнее для нее было это жгучее смущение, если учесть обстоятельства их первой встречи.

Он будто прочитал ее мысли:

– Твила, я ведь еще и не так тебя видел. И не только тебя.

– Знаю.

– Я хирург.

– Знаю.

– Значит, до родов кровь шла лишь однажды?

– Да.

– Разве мать или кто-то еще из женщин не объяснил тебе, в чем дело?

Твила помотала головой.

– Я… я жила с отцом, ему не слишком-то было до всего этого дело, – «и до меня», мысленно добавила она. – А Ранняя женщина… когда это случилось, она была уже далеко.

Она замолчала.

– Твила, посмотри на меня.

– Не могу.

– Почему?

– Доски, да, в этом дело… нужна земля, – услышал Эшес.

– Что?

– Я не могу провалиться сквозь землю, – пояснила Твила, – для этого надо выйти во двор.

Мастер взял ее за плечи и развернул к себе:

– Послушай, в том, что с тобой происходит, нет ничего стыдного.

– Тогда почему мне так стыдно? – едва слышно прошептала она, комкая ткань сорочки.

– Ты привыкнешь, регулы будут случаться каждый месяц. Это нормально, так происходит у всех.

– И у вас тоже?

– Нет… – Кажется, впервые за все это время мастер действительно растерялся, но тут же взял себя в руки, и когда снова заговорил, голос звучал по-прежнему спокойно: – У мужчин такого не бывает, только у женщин. И если кто-то будет говорить тебе, что это гадко и что в такие периоды ты становишься хуже, не верь. От тебя это никак не зависит, так задумано природой. А ей виднее.

Теперь, когда от стыда уже не ломило зубы, в голове зароилось множество вопросов, и Твила осмелела настолько, что спросила:

– А почему так происходит?

– Хм, долгая история, связанная с воровством и поеданием чужих яблок.

– Я больше никогда не буду есть яблоки, – пообещала она.

– Боюсь, это уже не поможет.

– А это на всю жизнь?

– Нет, но пока об этом