«А может, они меня только предупредили. Ведь они мне сказали, что мы с тобой ещё рассчитаемся. А пока это только аванс за тот выстрел. Если это действительно так, то они ещё могут вернуться. Надо что-то делать и как можно быстрей…»

Борис увидел того молодого человека, который следил за Ниной. Он топтался на месте, видно, не зная, как себя вести. Вид у него был не менее испуганным, чем у Бориса сразу после взрыва.

«Вот так они меня и Нину защитили, — глядя на него, думал Борис. — Неужели он не видел слежки? Да того, с мобильником, невооруженным глазом было видно за версту. Он как будто специально выставлялся напоказ. Всем своим видом точно говорил: “Смотрите, я никого не боюсь”. Нет, такого не заметить невозможно. Я думаю, он должен был его видеть. А если видел, то обязан был предупредить этот взрыв. Это же его работа. Он за нами следил и сопровождал. А может, его там не было и он всё прозевал. А где же он тогда был?»

Глава 23

Взрыв под дверью коневской квартиры привел Батю в смятение. Валютчики, как называл полковник своих «подопечных», — народ непростой. Ради наживы они идут на всё, но до террористических актов ещё не доходило. Это уже было веянием нового времени, издержками системы, при которой преступники сумели найти много оружия и взрывчатки и стали использовать её в своих бандитских целях.

— Установили тех, кто к этому причастен? — без всякого вступления обратился Батенчук к Максимову.

— По словам потерпевшего Конева, это дело рук рэкетиров, — начал капитан. — Он отказался им платить дань за киоск. Они ему угрожали, тот, видно, не прислушался. Наши минёры говорят, что заряд взрывчатки соответствовал двумстам граммам тротила.

Полковник про себя что-то прикинул и полез в стол.

— Это очень даже прилично для двери, — копаясь в верхнем ящика стола, сказал он на одной ноте. — Только я никак не пойму, зачем они дома бомбу взорвали? — Он вытащил нож с наборной ручкой и положил на стол. — Могли бы и в шашлычной взорвать. Так сказать, на производстве — там, откуда прилетело это яблоко раздора. Могли бы даже в машине. Там бы, правда, всех разнесло на клочки. А под дверью квартиры как-то даже несерьезно.

Лист бумаги он разрезал на четыре части и листочки стопочкой сложил рядом.

— Может, припугнуть хотели, товарищ полковник. Он как раз был дома со своей девчонкой, за которой мы наблюдаем. Ну, с Серкиной.

— Значит, говорите, припугнули они его. Это теперь так называется. Хорошо, пусть будет так. А что дальше?

При этих словах капитан весь подтянулся и, не мешкая, по-военному стал отвечать.

— Так точно, припугнули. Я так понимаю. Они же его самого не тронули. У них какие-то виды на его шашлычную. По-моему, они хотят её прибрать к рукам.

— Да, вот какая жизнь пошла, капитан! Жестокая до предела. Никто никого не жалеет. Люди рвутся к деньгам любыми путями. Идут даже по трупам. Раньше было поспокойней. По крайней мере такой мрази я не помню. Надо же, в подъезде, где живут мирные люди, взорвать бомбу! Дверь вынесло с потрохами…

— Это конкуренция, товарищ полковник, раздел сфер влияния. Криминал лезет в экономику, во власть…

— Хватит, капитан, демагогией заниматься: конкуренция, понимаешь ли. Надо немедленно установить личности преступников и задержать. Соображения есть по этому поводу?

— Младший лейтенант Лыков видел слежку за Коневым, — доложил Максимов. — Двое преследователей были на БМВ последней модели. Он записал номер машины, и мы уже установили хозяина. Я дал команду его найти.

— А что же это твой Лыков их прохлопал? Или он, может, вообще в то время лыка не вязал?

— Лыков совсем не пьёт, я за него ручаюсь. Очень исполнительный и ответственный молодой человек…

— Он же их вел и должен был предотвратить это преступление.

— Он их в машине ждал у подъезда. Один из них быстро заскочил туда и вышел назад. Как только они отъехали, следом прогремел взрыв.

— Завтра доложите по этому делу. И Лыкова ко мне.

Полковник выдвинул ящик стола, вытащил папку в темно-синем коленкоровом переплете. Максимов знал её хорошо. В эту папку Батя складывал «текучку» — так он называл бумаги, по которым требовалось принимать какие-либо дальнейшие решения.

— Пока вы здесь спите, капитан, лейтенант Васильев на Колыме вкалывает в поте лица. Он проделал огромную работу и узнал, кто собирал сведения по бывшему лагерю заключённых. Как теперь нам стало известно, это делал житель Москвы, некто Дернов Иван Николаевич.

Полковник встал из-за стола и молча заходил по кабинету.

— Понимаете, капитан, какую новость нам подкинул Васильев — просто голова идёт кругом. Смотрите, что получается, — закуривая, сказал полковник. Курить он бросил несколько лет назад, но когда сильно нервничал, об этом всегда забывал. Он взял один маленький листок и стал что-то черкать. — Первое. Письма домой Дернов не писал, так как по той статье писать из мест не столь отдалённых не полагалось. Второе. Как явствует из документов, никто оттуда живым не вернулся. Третье. Никто не знает и того места, куда они ушли. Значит, по всем трём пунктам получается, что никто о нём ничего не должен был знать. То ли он где-то пропал, то ли где-то дуба дал. Короче, в его деле сплошное белое пятно. А в действительности что получается: каким-то образом его родные спустя полвека узнали, где он отбывал наказание. Ты сам знаешь, такие сведения в наших официальных органах не получишь. Мало того, родственники даже узнали примерное место расположения того лагеря. Если все погибли, а выжил только один человек, то надо думать — он и рассказал родственникам. Получается, что это мог сделать только Конев. Но надо очень хорошо подумать, прежде чем делать какие-то выводы. Давай себя спросим, а зачем это Коневу нужно? Что они, родственники или хорошие друзья? Хотя в принципе, а почему бы и нет. Чего только в этой жизни не бывает! Ну, допустим. Теоретически такое возможно. Ну а если ничего их не объединяло, то всё очень просто: один охранник, а второй — заключенный, которого тот охранял. А у этих людей никогда ничего общего не было, их ничего не объединяет. Да и зачем Коневу общаться с родственниками Дернова? Даже если бы он и сделал какое-то доброе дело Дернову, его родственники всё равно бы этого не поняли. До конца своих дней он для них так и останется душегубом-энкавэдэшником, который охранял их родственника.