Шрифт:
Закладка:
«Ну и пусть себе смотрит и завидует. Я встречаюсь со своей любимой, а он шакалит по подворотням».
Они погуляли в сквере, и тут Борис заметил молодого человека с мобильным телефоном. Это был тот самый с короткой стрижкой, от которого он однажды ушёл.
«Нас ведут разные сыщики. У каждого из них свои интересы, и это в конечном счете может сыграть в нашу пользу, — садясь в машину, подумал Борис. — Пока они не знают друг о друге, всё идёт нормально, но в какой-то момент преследователи себя обнаружат. Вот тогда может так получиться, что на нашей стороне окажутся менты. Если такое произойдет, то можно будет сказать, что “моя милиция действительно меня бережёт”».
Они покатались по городу и поехали к Борису домой. Нина приготовила кофе, накрыла стол, Борис включил музыку и, танцуя, стал целовать девушку. Сразу куда-то далеко ушли все проблемы…
Они лежали в постели, когда раздался взрыв. Из окон с грохотом попадали стекла, посыпалась штукатурка, на пол слетела посуда, стали бить часы. В мгновение ока в квартире как будто пронёсся смерч: всё здесь было разбито и разбросано. И в тот момент, когда только установилась тишина, со стены упала дедова картина. Ужас гибнущих от извержения Везувия людей словно передался Борису. Пламя горящей Помпеи охватило его душу. Он вскочил и, полуголый, сквозь завесу пыли и дыма выбежал в коридор. Нина — следом за ним. Входной двери Борис не увидел, а на лестничной площадке висело такое же серое облако. Пахло гарью. Под ногами валялись обломки дерева. Он споткнулся о дверной замок, который теперь уже стал металлоломом. Вывернутый дверной косяк висел на телефонном проводе и ещё раскачивался. Пустотой зияли дверные проёмы соседских квартир, но возле них было почище. Враз со всех квартир выбежали жильцы, и подъезд наполнился разными голосами, лаем собак, топотом бегущих людей. Такого в этом доме ещё не знали. Всё, что здесь произошло, больше походило на американский боевик, чем на российскую действительность.
«Может, это виртуальность, — путаясь в мыслях, думал Борис. — Мне это только кажется. Наяву такого быть не может. Это дикость, какой-то бред, безумие. У мирных, ни в чем не повинных людей взорвали дверь. Это же настоящий террор. Нет — это сон, такого не должно быть».
Однако вынесенные двери и тот погром, который он увидел, говорили сами за себя. В горле першило от пыли. Она рассеивалась и медленно оседала на пол, на людей — на всём, что было в коридоре.
«Нет, никакая это не виртуальность — это самая что ни на есть реальность, — разглядывал Борис то, что осталось от двери. — Пусть суровая, но это наша действительность и произошло это со мной, с Ниной, со всеми, кто тут живёт».
— Милиция, милиция! Где милиция? — вопила какая-то толстая женщина в испачканном фартуке. В руках она держала кухонный нож, которым, видно, только недавно что-то резала.
— Это ужас какой-то, безобразие. Люди, посмотрите, что здесь наделали. Милиция-я…
— Мама, успокойся, — уговаривала ее молодая девушка в ярко-синей кофточке, — ну, успокойся, ну, пожалуйста. Я прошу тебя. Ну что поделаешь, мы отремонтируем. Сейчас вызовем мастера из ЖЭУ.
— Да ты представляешь, сколько это будет стоить? — словно опомнилась женщина. — Нам этого не потянуть. Ой, горе, горе, — завопила она снова, впадая в истерику. — Был бы жив отец, он бы разобрался. Милиция, милиция…
На лестничной клетке перед дверью Борисовой квартиры образовалось столпотворение. Сюда, как на собрание, сбежались жильцы со всего подъезда.
— Тетя Галя, мы уже позвонили. Сейчас милиция приедет, подождите немного.
Но женщина ни на минуту не смолкала.
— Вот бандиты! Это ж надо такое! Взорвать наш дом захотели. Изверги окаянные, террористы. Гады…
— Тетя Галя, да ты же на последнем этаже живёшь. Тебя небось даже не задело. Это только здесь разворотило. Вон, видишь, у внука Бориса Никитича даже косяк вылетел, а дома что у него творится. Вот это горе…
— Да у меня, что ты думаешь, меньше? У меня все стекла повылетали, штукатурка осыпалась, а ты мне говоришь, — с обидой в голосе сказала женщина. — А чо это, интересно, под его дверью взорвали? — понемногу стала приходить она в себя. — Может, он их сюда и привёл? Пока его тут не было, никто ничего не взрывал.
— Мамаша, вы полегче, — не выдержал Борис. — Хотите, чтобы под вашей дверью взорвали? Они могут повторить.
— Вы только посмотрите на него. Он ещё меня запугивает. Это надо же такое! Вот дожили: мне в своём подъезде угрожают. И кто?
— Вот он, новый русский, — ни с того ни с сего завелась другая женщина. — На иномарке ездит. У кого теперь такие деньги? У таких, как он, купцов. Обворовали весь народ, а мы ещё из-за них страдаем. Скоро вас всех раскулачат — вот увидите.
Народ загудел, её слова задели всех за живое. За Бориса вступилась женщина помоложе с бигуди на голове, и этим немного сняла напряжение.
— Варвара Макаровна, ну вы что такое говорите. Борис больше всех пострадал, а вы его ещё обвиняете. Имейте совесть. Вова, а ты куда? — неожиданно сказала она мальчику, пробирающемуся через толпу.
— Мама, я к дяде Боре. Ну, пропустите, дайте пройти. — Мальчик, расталкивая женщин, поднимался по лестнице. Его не пропускали, а он шустро проскочил.
— Вова, ну что я тебе говорю! Ты куда? Оставайся там, у дяди Бори так разворотило, что ему сейчас не до тебя.
— Я ему хочу помочь убраться, — протискивался к двери мальчик, — пропустите меня, пропустите.
— Ну наконец-то, приехала милиция, — сказал кто-то сверху.
Трое в гражданском поднялись на площадку и стали успокаивать шумевших жильцов.
— Граждане, мы разберемся. Не шумите, не мешайте работать. Есть свидетели?
Свидетелей не оказалось. Никто не видел, как это произошло, и на секунду наступила тишина, а потом мужчина с приличной лысиной на голове громко сказал:
— Да откуда же им взяться? Если бы они тут стояли, то от такого взрыва их бы всех поубивало.
— Гражданин, я попрошу не комментировать, — сказал молодой человек. — Так что, значит, нет свидетелей? Ну, может, кто-нибудь подозрительных людей видел в подъезде или какие-нибудь свертки, пакеты попадались на глаза.
В том, что это дело рук рэкетиров, Борис теперь
