на мелкие кусочки. Они усеивают пол, будто снег.

На следующий день, выйдя на прогулку, Кейт хмурится. Приходится застегнуть дождевик: день душный, но пасмурный, над головой набухшие фиолетовые тучи. Начинает накрапывать.

На изгородях уже блестит вода; крошечные капельки дрожат на полевых цветах, будто кристаллы. Некоторые цветы она уже узнает: напоминающие белую пену зонтики земляного каштана, золотистые колокольчики марьянника. Она узнает названия местных растений из большого ботанического справочника тети Вайолет.

Чтобы добраться до Ортон-холла, ей нужно пересечь холмы. По мере того как она отдаляется от привычных уютных тропинок с живыми изгородями к открытым полям, дорога становится более крутой. Серое небо неожиданно кажется одновременно огромным и слишком близким.

Икры горят, кроссовки скользят по каменистой тропе. Сердце головокружительно бьется, во рту пересохло. Ей никогда не нравилась высота и открытые пространства. Для храбрости она дотрагивается до своей броши, а затем, повинуясь порыву, достает ее из кармана и прикрепляет к лацкану как амулет.

На гребне холма она останавливается, согнувшись, чтобы перевести дыхание. Впереди виднеется темный участок леса, рядом со старой железнодорожной веткой. Согласно расплывчатой карте на «Мотороле», Ортон-холл – сразу за деревьями.

Она испытывает облегчение, оказавшись у подножия холма. По обе стороны от Кейт вырастают стены; каменная кладка позеленела от возраста и мха. К моменту, когда Кейт входит в лес, дождик припустил уже вполне серьезно. Деревья стоят так плотно и тесно, что из-за ветвей практически не видно неба. Извилистая тропинка местами совсем заросла: зелень шуршит под ногами Кейт, и бледный кролик удирает прочь в подлесок.

Дождь становится еще сильнее, и вскоре листья и стволы деревьев блестят от влаги. Кейт натягивает капюшон. Смотрит в телефон: она должна быть уже на краю леса. Она ускоряет шаг. Что-то в этом лесу заставляет ее тревожиться: приторный запах сырой земли, треск веток. Краем глаза она замечает мелькнувший силуэт, темную тень, взмахи крыльев на фоне листьев.

Она оборачивается, всматриваясь в густой полог над головой. Ничего, только оранжево-коричневая бабочка трепещет на листе. Кейт делает глубокий вдох, выравнивая дыхание, и продолжает идти.

Лес настолько густой, что Кейт видит Ортон-холл, только когда уже почти вышла из него. Здание вырастает перед ней так неожиданно, что у нее перехватывает дыхание. Она представляла его по-другому. Может, Эмили ошиблась, утверждая, что здесь кто-то живет: поместье выглядит так, будто его покинули много лет назад. Стены потускнели и выцвели, во многих местах облупилась и отпала штукатурка. По башням карабкаются толстые канаты плюща. Какая-то живность двигается по крыше, и присмотревшись, она понимает, что водосточные трубы усеяны птичьими гнездами. Приближаясь к дому, она не может избавиться от ощущения, что за ней наблюдают, – но, возможно, это просто огромные темные окна уставились на нее, будто глаза.

Она проходит через заросший сорняками парк и видит перед собой внушительную дверь. Дверного звонка нет. Поэтому она стучит тяжелой железной ручкой и ждет.

Ничего. Кейт переступает с ноги на ногу. Камень покрыт старой слежавшейся листвой; балюстрады испещрены трещинами. Здесь все проникнуто запустением и унынием, и Кейт уже собирается уйти, когда слышит скрежет и щелчок отодвигаемого засова. Дверь медленно, со скрипом открывается, и вот уже она и хилого вида старик в клетчатом домашнем халате уставились друг на друга с одинаковым удивлением. Виконт. Должен быть он.

– Да? – говорит он тонким пронзительным голосом. – Что вам нужно?

Он щурит глаза за мутными линзами очков, и несколько первых мгновений Кейт не знает, что сказать.

– Привет, – начинает она. – Надеюсь, я вас не сильно побеспокоила… М-м-м… Меня зовут Кейт. Я недавно переехала в дом здесь неподалеку. Я пытаюсь восстановить историю своей семьи, и, кажется, здесь раньше жили некоторые мои родственники…

Она неловко замолкает. Мужчина моргает, и поначалу она сомневается, что он ее услышал: вдруг он глухой. Белки его зеленых глаз пожелтели, а веки розовые, без ресниц.

Он открывает дверь шире и, отвернувшись, исчезает в бездонной темноте дома. Кейт не сразу догадывается, что это означает, что она может войти.

Она идет за ним в сумрачную прихожую, наблюдая, как истрепанный подол халата бьет по его ногам. Единственный источник света – пыльная лампа на большом приставном столике. В ее желтом свете видно, что столик завален почтой: в глубине – старые, кажется, погрызенные конверты, наверху – цветные рекламные буклеты. Стопка почты шуршит, когда они проходят мимо, и Кейт замечает, что покореженные конверты покрыты странной мерцающей пленкой, будто крошечными осколками разбитого стекла.

Остальная мебель в комнате покрыта хлопьями пыли, как и большая картина на стене над глубоким камином. На каминной полке что-то блестит – это старинные каретные часы, затянутые паутиной. Стрелки остановились: застыли навсегда на шести часах.

Следуя за мужчиной по широкой лестнице, Кейт удивляется: неужели он что-то видит? Большие окна над лестницей почернели от грязи, и лишь местами пробивается лучик света. Чтобы разглядеть этого маленького человечка, поднимающегося впереди, Кейт прищуривается. В какой-то момент она спотыкается и хватается за перила, чувствуя под рукой что-то вроде песка. Осмотрев руку, она понимает, что это та же мерцающая субстанция, что и на почте. И это не пыль, с ужасом осознает она. На ладонь налипли кристаллические чешуйки крыльев. Крыльев насекомых.

Передернувшись, Кейт понимает, что потеряла хозяина из вида. Где-то слышен скрип открывающейся двери. Она поднимается до лестничного пролета и, следуя на звук, поворачивает налево, в коридор.

Впереди мелькает луч оранжевого света, и, присмотревшись, она различает фигуру старика: он стоит снаружи у слегка приоткрытой двери и ждет ее. Когда до двери остается несколько шагов, он входит внутрь, а она – за ним. То, что она видит, переступив порог, поражает ее гораздо больше всего, что она уже увидела: ей становится ужасно не по себе.

В этой комнате, которая когда-то наверняка была впечатляющей, крыльев нет. Здесь доминирует прекрасный письменный стол из красного дерева. Значительную часть стены за столом занимает окно – от пола до потолка, почти полностью занавешенное тяжелыми заплесневелыми шторами. Остальную часть стены скрывает мрачный портрет лысого мужчины с сердитым выражением лица.

Стол завален странными вещами: зеркальные шкатулки, старый компас. Глобус, у которого сгнила половина сферы. Больше всего поражает огромный бивень слона, который она поначалу приняла в сумраке за пожелтевшую человеческую кость.

Здесь стоит кислая вонь человеческой плоти, и Кейт быстро отводит взгляд от подобия гнезда в углу комнаты, сооруженного из одеял, тряпок и даже предметов одежды. В ноздри резко бьет и другой запах: химический, тошнотворно сладкий. Это репеллент. На полу горит керосиновая лампа – такие