Глава XIX

Омовение в сложных условиях – Туркмены – Охрана из казаков – Хан и его палач – В поисках лошадей – Провизия в дорогу – Снег вместо воды – На редкость холодная зима – Погибшие от мороза – Нечистое животное – Киргизские амазонки – Уральские казаки – Несогласные и царь – Город Казалинск и заразные болезни – Kibitka – Мистер Мак-Гахан и киргизские красавицы – Жена стоимостью в сотню овец – Брачная лотерея – Русский офицер – «Да единственное, зачем стоит жить, – это выпивка!» – Признаки войны

На следующее утро Назар явился ко мне в десять часов и сообщил, что полковник Голов уже одевается, а завтрак скоро будет на столе.

Принести затребованный мною таз Назар отказался, поскольку здесь не принято умываться в спальне и для сего занятия отведено специальное помещение. Меня провели в комнатушку с раковиной и большим медным умывальником, полным воды. Потянув за веревочку, привязанную к пробке внутри бака, я добился того, чтобы вода побежала из отверстия сбоку.

Устроен этот умывальник был самым примитивным образом, и руки я мог помыть только по очереди, к тому же помещение не отапливалось, а окна покрывала наледь. С учетом подобных обстоятельств утреннее омовение принимало угнетающий характер и становилось более пыткой, нежели удовольствием.

Чуть позже в комнату ко мне заглянул полковник и пригласил на завтрак. Трапеза оказалась весьма скромной; мы выпили простого чаю и закусили сухарем – существенная еда в столь раннее время считается неуместной; привычка русских к позднему ужину не способствует пробуждению аппетита наутро.

За чаем хозяин мой упомянул о пяти своих поездках в Петро-Александровск.

Туркмены, рассказал он, служат постоянной угрозой, пересекая по льду замерзшую Аму-Дарью и нападая на киргизов, у которых они угоняют овец и крупный скот. В этом свете он считал наиболее разумным для меня продолжать путешествие под охраною казаков.

– Они сопроводят вас до нашего форта, – прибавил он, – а там начальник Аму-Дарьинского района, полковник Иванов, даст вам новый отряд до самой Хивы. Это еще миль шестьдесят от Петро-Александровска.

На мой вопрос о возможных последствиях поездки в столицу хана в одиночку и без охраны полковник ответил энергично:

– Ни в коем случае! Хан, вполне может статься, велит своему палачу выколоть вам глаза или продержит в земляной яме дней пять-шесть, прежде чем позволит предстать перед ним. Хивинцы крайне опасный народ.

Я от всего сердца поблагодарил полковника за сведения, изложенные, осмелюсь предположить, под влиянием самых дружеских чувств. На душе у меня становилось теплее при мысли о том, насколько высоко ценит мою жизнь добрейший губернатор Казалинска, поэтому память о его доброте останется со мной навсегда.

Он, кстати, пообещал найти мне сопровождающее по городу лицо; позвенев колокольчиком, полковник приказал вошедшему слуге послать за неким офицером-киргизом. Тот мог вести за меня переговоры со своими соотечественниками, у которых я буду покупать лошадей, поскольку дальнейшее путешествие предполагалось только верхом, а внаем конную силу в Казалинске никто не сдавал.

Требовались также еще и верблюды, а с ними kibitka – кочевое жилище, напоминающее палатку, но круглое по периметру. Что до запаса провизии, то в этом вопросе полковник настаивал на капустном супе с кусочками мяса, называемом stchi. Перевозить это блюдо, по его словам, не составляло труда, так как, обратившись в лед, оно могло сохраняться свежим сколь угодно долго и помещалось в любое железное ведерко с конюшни. Основная проблема для путешественника, согласно его мнению, состояла в корме для лошадей, каждая из которых потребляла двенадцать фунтов ячменя в день, а фуража требовалось брать с собой на две недели пути. То есть на трех лошадей надо было рассчитывать по тридцати шести фунтов ежедневно, что составляло пятьсот четыре фунта на весь переход, и это колоссально увеличивало общий вес багажа. Правда, насчет воды полковник меня успокоил, сославшись на обилие снега по всей дороге. Однако на всякий случай посоветовал купить мешки, в каких можно будет везти на верблюдах снежный припас, ежели впереди его вдруг покажется недостаточно.

Самым страшным врагом, ожидавшим меня в степи, являлся, конечно же, холод, ибо полковник не мог припомнить другой такой морозной зимы в здешних местах, отчего несколько человек уже замерзли насмерть. После завтрака он откланялся до двух часов дня, когда мы условились пообедать, и отбыл по своим служебным делам, а я вознамерился погулять по городу, чтобы посмотреть на киргизское население.

Назара я взял с собой в качестве переводчика на случай необходимости поговорить с кем-нибудь, кто не понимает по-русски. Маленький татарин пребывал в полнейшем восторге от блеска и роскоши губернаторской резиденции. В самых ярких красках он описал мне великолепие пиршества, в котором принял участие накануне; единственная его тревога заключалась в том, не довелось ли ему под видом какого другого мяса отведать плоти нечистых животных – вопрос щекотливый для любого татарина, как, впрочем, и для всех остальных магометанских народов. Базар, он сказал, был закрыт по причине празднества, а еще он успел добежать до местного казначейства с целью наменять денег, и там тоже никто не работал. На улице мимо нас проехали верховые киргизы; их женщины, сидевшие по-мужски, управляли своими конями с непринужденной и уверенной грацией.

Затем нам повстречались несколько бухарцев и хивинцев; первые отличались от вторых выраженными еврейскими чертами и смуглой кожей. Хивинцы были намного светлей. Все они – и мужчины, и женщины – кутались в тот или иной мех, не оставляя открытым ничего, кроме глаз.

Уральские казаки, сосланные далеко от родных мест, собирались небольшими группами у своих временных жилищ, обсуждая негромко шансы на монаршую милость и возвращение к семьям в Уральск, а также тяготы предстоящего им скоро, судя по слухам, похода на хивинскую территорию. Многие из них выглядели совсем немолодо, и марш до Казалинска наверняка дался им тяжело. Общее среди них мнение состояло в том, что император за их проступок сам по себе не желал учинить им такую жестокую кару, а приказ об изгнании исходил из какого-то иного источника, злобного по отношению к несчастным казакам и явно преувеличившего их вину перед царем-батюшкой.

Городок содержался в откровенной грязи, каковая не делала чести ответственным за подобное состояние официальным лицам. Мусор и нечистоты вываливались прямо на улицу, и когда бы не сильный мороз, намертво прихвативший все это, ветер повсюду разносил бы отнюдь не благовония. Удивительно, как болезни тут не выкашивают всех подчистую, особенно с приходом весны. Даже в домах с