Если бы Соня была ученой, она бы непременно это сделала.

В квартире Тимура Андреевича было темно и тихо. В знак поддержки Сониного траура он додумался проявить сочувствие и не стал включать пластинки Магомаева. Соня была благодарна ему и за это, и за неуклюжую заботу, и за приют. Прочь он ее не гнал, да и она уходить пока не торопилась. Не придумала еще — куда.

Она пропустила работу и чувствовала странное мнимое спокойствие, сквозь завесу которого слабо, но настойчиво прорывался страх неизвестности.

Чем больше Соня думала о возвращении домой и к нормальной жизни, тем отчетливее понимала, что с каждой минутой шансы объясниться так, чтобы не навести на себя подозрения, перед теми, кто за нее волнуется, становятся все меньше и меньше. А как только к расследованию убийства школьницы подключится милиция, от ответственности ей не отмахнуться — врала Соня плохо.

Когда короткий осенний день стал подходить к концу и за окном начало темнеть, она все-таки не выдержала и, не прощаясь, молча покинула дом Тимура Андреевича. Спрашивать, куда она и как собирается поступать дальше, он не стал. Видимо, он сказал ей все, что хотел, и предоставил возможность делать свой выбор, каким бы неправильным, по его мнению, он ни был. Хоть дом, хоть лес, хоть другая страна. Дураки учатся на своих ошибках, думал он. И Соню дурочкой называл вполне искренне.

Может, и дурочка…

Заглянув в воспаленные сердитые глаза бабы Вали, которая неизвестно сколько ждала ее прямо у подъезда, Соня виновато склонила голову, будто ожидала подзатыльника. Она слышала, что рука у бабки была тяжелой и своих собственных детей она не щадила.

— Я не позвонила деду, но я это сделаю, — сказала баба Валя. — Я слишком старая для таких переживаний.

— Хорошо, — согласилась Соня.

— Где ты была?

— У любовника.

Она бросила это с такой легкостью, что, если бы не камень на сердце, потяжелевший от подобной лжи еще больше, она бы даже позволила себе усмехнуться. Тимур Андреевич все-таки скверно на нее влиял и наверняка был бы этому даже рад.

У бабы Вали задрожали губы.

— Неблагодарная, — прошептала она и развернулась, скрываясь в подъезде.

Она могла бы сказать больше, но, наверное, не хотела устраивать скандал прямо на улице.

Вновь заглядывая ей в глаза дома и склоняясь над ее запястьем, Соня убеждала себя в том, что у нее нет выбора, и клялась, что это будет в первый и последний раз.

Кровь действительно согревала.

Соня скривилась от отталкивающего и притягательного одновременно запаха и с трудом заставила себя проглотить тот небольшой глоток, который сделала, вонзив зубы в тонкую, как пергамент, кожу.

Опустившись перед креслом бабы Вали на колени, Соня стиснула в своей руке морщинистую сухую ладонь, зачарованно наблюдая за тем, как останавливается кровь и ранки покрываются корочкой, и тихо произнесла:

— Вы не позвоните деду.

— Не позвоню, — ответила баба Валя.

Поняла ли она, что только что произошло?

Соня вскинула голову и наткнулась на разочарование в чужом взгляде.

Нет, она не поняла. Глаза бабы Вали были пустыми и стеклянными, бликующими в свете настольной лампы, и Соня силилась отыскать в них хоть что-нибудь, но видела только отражение собственного разочарования в самой себе.

А Тимур Андреевич был бы разочарован?

Как было бы здорово, если бы это он надоумил ее привязать бабу Валю к себе укусом…

— Кому вы звонили? И когда?

— Степе. В обед, когда я позвонила в школу и узнала, что ты не пришла на уроки. Он уверял, что привез тебя прямо к подъезду. Он ответил, что приедет сразу, как только отпросится с работы, и просил никого не беспокоить пока.

Значит, мама с дедом еще не в курсе. А Степа должен быть где-то в пути.

— Когда он приедет, сообщите ему…

Соня запнулась, не договорив, замерла на секунду, а затем закрыла рот.

— Что сообщить? — спросила баба Валя.

— Ничего. Я сама разберусь.

От ужаса снова скрутило живот, но Соня проигнорировала это ощущение, села в соседнее кресло и принялась ждать.

В освещенной только настольной лампой гостиной ей чудилось, что тени, как живые, осторожно ползут к ней по ковру и цепляются за ноги. Она пыталась подавить в себе порыв согнать их, но ноги ее не слушались и дергались то ли от нервов, то ли и впрямь в попытках стряхнуть наползавшую тьму. Она настойчиво пробиралась к ней со столика справа, из складок накидки на кресле, из угла и со стены. И даже баба Валя, непривычно тихая, сидевшая рядом, бросала на нее холодную тень.

Степа приехал через полчаса.

Он выглядел таким испуганным, каким Соня никогда в жизни его не видела. Он стиснул ее в объятиях, крепко прижал ее голову к груди, где бешено колотилось его сердце, и забормотал что-то совершенно неразборчивое.

— …Никогда больше так не делай, слышишь?..

Соня почувствовала, что готова вот-вот разреветься, но, до боли сомкнув веки, не выдавила ни слезинки.

Плохо. Это очень плохо.

— Не сделаю, — сказала она и отстранилась, делая несколько шагов назад.

Стук чужого сердца все еще отдавался у нее висках.

Степа потянулся за ней, но она покачала головой, глубоко вдохнула и выдохнула, расправила плечи и приготовилась приблизиться снова.

— Соня? — растерянно проговорил Степа.

Наверное, он почувствовал неладное.

Соня все еще не знала, как выглядит, когда теряет человеческие черты. Она могла почувствовать во рту зубы — и только. Но она помнила Тимура Андреевича и его налившиеся болезненным красным глаза, помнила, как его темный силуэт выпрямился и опасно замер. Это была готовность к нападению.

Соня, кажется, тоже готова была напасть. Она почти не заметила, в какой момент мышцы ее ног напряглись, верхняя часть тела плавно качнулась чуть вперед, а руки неестественно приподнялись.

У нее тоже краснеют глаза? Она моргнула, сгоняя сухость, но неприятное саднящее ощущение никуда не делось.

Это от резкости, вдруг поняла она. Свет в коридоре был слишком ярким!

Окружение стало четче, потому и глаза заболели с непривычки. До чего странно и жутко… Она почти не помнила подробности того, как нападала на Кристину вчера, а прячась весь день в углах квартиры Тимура Андреевича, в ее прохладной тени, она этого не замечала, а теперь на свету этот недостаток наконец проявился. Глаза вампиров были предназначены для охоты ночью… Но это, конечно же, не помешало бы ей броситься вперед и схватить человека быстрее, чем он это осознает, при искусственном освещении и, как она подозревала, при солнечном свете скорее всего тоже.

Просто очередное неприятное и очень