Шрифт:
Закладка:
В разговоре образовалась пауза, так как он зашел в тупик. Наконец Эбигейл нарушила молчание одиночным смешком.
– Нравственное умопомешательство? И это говорите вы, человек, который собаку съел на этом поприще.
Слушая их диалог, Арман пытался понять, что именно происходит между ними. Что они говорят друг другу на самом деле. Что кроется за их словами. А в них точно был двойной смысл.
– Вам нужна помощь, – сказал Жильбер. – Посмотрите на эти лица. Половина присутствующих, будь у них пистолет, при первой же возможности нажали бы на спусковой крючок.
Профессор Робинсон оглядела толпу, потом перевела взгляд на него:
– А другая половина, доктор? Они знают, что мои идеи рациональны и реалистичны. А таких людей, как вы, пугает, что я вслух высказываю то, о чем большинство только думает.
– Большинство? – переспросил Жильбер. – Я так не считаю.
– Вы правы. Пока они не в большинстве. Но дайте время. Пусть меня не хочет выслушивать Королевская комиссия, но другие-то будут. Уже слушают. На следующей неделе меня приглашает на встречу премьер. Уж вы-то знаете, что мои расчеты верны! Если хотите поддержать мои…
– Ваши статистические данные могут быть и верны…
– Они верны.
– …но ваши выводы ошибочны. Вас это не волнует?
– Верны? Ошибочны? С какой это стати вы вдруг стали арбитром? Какое лицемерие, доктор Жильбер! В конечном счете, как мне помнится, в вашем университете проводилось немало спорных исследований. Разве Юэн Камерон[60] работал не в Макгилле?
Теперь Арман повернулся к ним и увидел удивление на лице Винсента Жильбера.
– Он был чудовищем, – сказал Жильбер.
– Верно. Но у чудовищ долгая жизнь. И они порождают других чудовищ. – Она снова обвела взглядом гостей, включая Жана Ги и Анни, которые смотрели на них. – Не хватает только вил и факелов. Но может быть, я не та, кого нужно преследовать.
Теперь Арман совсем растерялся. Неужели она сейчас назвала Винсента Жильбера монстром?
– И что это должно означать? – потребовал объяснений Жильбер.
Представление на сцене уже возобновилось. Лев читал свои строки:
Не будет предана забвенью
Жизнь, отданная во спасенье,
Давайте ж на глазах у всех
В себе искать свой тайный грех.
– Эбби Мария, может быть, нам стоит… – начала было Дебби, но смех Жильбера оборвал ее на полуслове.
– Эбби Мария? Звучит прямо как «Аве Мария», – проговорил он.
– Прошу прощения… – начала Дебби, но ее проигнорировали.
– Вы называете себя Эбби Марией? – ухмыльнулся Жильбер. – Да вы себя не контролируете.
– Идем, – сказала Дебби. – Всем безразлично, что он думает.
Арман так не считал. Он полагал, что Эбигейл Робинсон это вовсе не безразлично. Настолько не безразлично, что она преодолела тысячи миль, чтобы встретиться с ним.
Он посмотрел на Колетт, которая за все это время не проронила ни звука. Было ли ее молчание согласием? И если да, то с кем соглашалась почетный ректор?
– У вас нет морального права меня судить. – Эбигейл Робинсон говорила тихо и почти шепотом добавила: – И не думайте, будто я не знаю…
На сцене актеры заканчивали басню Лафонтена – все животные обращались к публике с последними словами:
И суд людской – не всех подряд,
Судить он слабых только рад.
Глава восемнадцатая
– Вы можете перестать делать вид, что не подслушиваете, Арман, – сказал Жильбер.
Колетт и Дебби спустились в холл за своими пальто. Они собирались уезжать.
Но профессор Робинсон выбрала другой маршрут. Она направилась прямо к Анни и Жану Ги.
Профессор определенно видела, что движется она навстречу буре. Но возможно, после перепалки с Жильбером именно это ей и требовалось, подумал Арман. Ее воинственная натура нуждалась в том, чтобы выпустить пар, и профессор выбрала тех, кто лучше всего подходил для хорошей потасовки.
– Вам обоим хотелось вступить в схватку, – сказал он Винсенту. – Что она имела в виду, говоря, будто что-то знает? Что она знает?
– Ничего. Она социопатка.
Арман продолжал наблюдать за Эбигейл Робинсон. Казалось, остальные тоже. Она словно магнитом притягивала все взгляды в гостиной. А героиня Судана куда-то исчезла.
До полуночи оставалось двадцать минут.
* * *
– А что насчет Хелен Келлер?[61] – сказала Анни несколько минут спустя. – Вы ведь не станете утверждать, что она была бременем для общества?
– Хорошее соображение. Сильный аргумент, – согласилась Эбигейл.
Она увидела, что Дебби и Колетт, уже одетые, стоят у входной двери и нетерпеливо машут ей. Пора было уходить.
Эбигейл жестом показала, что придет через пять минут, и снова повернулась к собеседникам.
* * *
– Ну да, – вздохнула Дебби, – пяти минут ей явно не хватит. Что теперь? Мне жарко.
– Пойдем подышим свежим воздухом, – предложила Колетт.
– Я отправлю ей эсэмэску, что мы на улице.
Дебби положила пальто Эбигейл на стул у стойки портье, отправила эсэмэску и вышла следом за почетным ректором Роберж.
* * *
Эбигейл повернулась к собеседникам, хотя ее сердце не лежало больше к спору. Другие вещи занимали ее.
Эбби Мария. Это стало последней каплей… Жильбер повторил ее имя так, словно выблевал эти слова.
Эбби Мария. «Благодати полная!»
Она просто хотела, чтобы это закончилось.
«Молись о нас, грешных…»
Эбигейл поняла: они ждут, когда она скажет еще что-нибудь. Чтобы защитить себя. Она вздохнула:
– Я только говорю, что ресурсы ограниченны. Это факт. Мы должны спасти тех, кого можно спасти, а остальным обеспечить достойный, милосердный и, да, быстрый уход. – Она обратила внимание на ребенка, сидящего на руках у молодой женщины. – О-о, детка. – Эбигейл подалась вперед. – Вы позволите?
* * *
В противоположном конце комнаты Рут и Стивен присоединились к святому идиоту.
Гости снова окунулись в праздничную атмосферу. Новогодний спектакль и счастливые актеры, под бешеные аплодисменты спрыгивающие со сцены, тоже способствовали веселому настроению. И уже слышался гул приятных разговоров, тут и там раздавались взрывы смеха, в воздухе витало предвкушение радостного момента, когда стрелки часов будут отсчитывать последние минуты года испытаний и победы.
Подростки становились все шумнее, и Арман знал почему. Если они мало отличались от него в юном возрасте, а также, если уж на то пошло, от Даниеля и Анни, то наверняка припрятали в лесу пиво или сидр и теперь наслаждались
