дивизия и, вероятно, 54-я армейская группа, расчистили пути к площади, что облегчило продвижение других частей. Ли Сяомин из 39-й армейской группы (не путать с 38-й!) рассчитывал, что его подразделение доберется до площади с востока без применения оружия – БТР прорвал блокаду и «больше не было никого, кто преградил бы нам путь» [Wang 2003]. Но командир его дивизии Сюй Фэн сделал вид, что радиоаппаратура вышла из строя, «поэтому мы не получали приказа и бродили вдали от площади Тяньаньмэнь». Ли предположил, что многие солдаты так же, как солдаты его подразделения, не стреляли. Он думал, что без такого пассивного сопротивления (якобы выход оборудования из строя) Сюй Фэна число погибших было бы намного больше. «Одной очередью солдат мог легко убить от четырех до восьми человек, – сказал Ли Сяомин, – если бы все солдаты стреляли, на переполненных улицах Пекина было бы более десяти тысяч убитых»[67].

Трезвый анализ Ли Сяомина предполагает, что тысячи солдат и командиров, которые не хотели стрелять в мирных жителей, нашли способы не делать этого. Без них расправа могла быть более жестокой и кровавой. Но даже высшие военные чины признали, что некоторые солдаты, открывшие огонь, сделали это безрассудно. По словам Ли Сяомина, 4 июля 1989 года, через месяц после событий, его подразделение наконец получило четкие инструкции о том, когда им разрешается открывать огонь: если толпа приближалась на 100 метров, солдаты могли стрелять в воздух. Если это не сдерживало протестующих, и они находились в 50 метрах от солдат, разрешалась стрельба в землю.

Любой, кто подошел бы ближе после предупредительных выстрелов, мог стать прямой мишенью[68]. Эти указания, по-видимому, имели целью предотвращение обстрелов прохожих и зданий, в результате которых погибли и получили ранения безоружные граждане, не планировавшие угрожать или даже приближаться к войскам.

Если проанализировать приказ от 4 июля (ограничивающий случаи, когда войскам разрешалось стрелять в протестующих непосредственно) вместе с жалобами Ли Пэна и Чи Хаотяня на недостаточное количество слезоточивого газа, резиновых пуль и водяных шлангов, можно заключить, что высшие китайские лидеры были обеспокоены своей репутацией, удержанием власти и испытывали стыд за пролитую кровь. Они были рады, что армия «подавила восстание», но при этом предпочли бы меньшее количество жертв. Это опровергает аргументы Перри Линка и Тимоти Брука о том, что стрельба и убийства были заранее спланированными и имели целью запугать жителей Пекина. Линк пишет, что Дэн считал протестное движение настолько опасным, что «кто-то должен был щелкнуть кнутом, чтобы окончательно положить конец вызовам правящей власти» [Link 2011: 17].

Брук отвергает утверждение Ли Пэна о том, что армия использовала летальное оружие, потому что не хватало нелетального. По мнению Брука, солдаты стреляли, когда пробирались к площади, не потому что у них не было надлежащего снаряжения, «а из-за отказа граждан подчиняться правительству». «Размах сопротивления казался правительству настолько мощным, что это потребовало реального военного ответа» [Brook 1992: 7]. Линк и Брук могут быть правы в отношении мотивации Дэн Сяопина, но некоторые военные чиновники были в ужасе от неадекватного ответа НОАК. Восстановление и рост НВП после 1989 года, а также ее активная роль в подавлении протестов в 1990-х и 2000-х годах показывают, что руководство НОАК сомневалось в применении летального оружия для борьбы с гражданскими.

* * *

Штурм военных с применением силы положил конец протестам. Но если мы вспомним события 3 июня, то увидим, что непосредственной причиной кровавой расправы было ощущение срочности – ложной и ненужной срочности! Согласно приказу, войска, дислоцированные на окраинах Пекина, должны были любой ценой очистить площадь Тяньаньмэнь к рассвету 4 июня. Высшее руководство считало протесты слишком затянувшимися, поэтому решило приступить к немедленным действиям. Воинские части должны были наконец занять позиции и быть готовыми к преодолению преград, которые поставили их в тупик в конце мая. Было и практическое соображение – правящие круги боялись, что 4 июня, в воскресенье, единственный выходной день, десятки тысяч пекинцев могут выйти на площадь. Столь сжатые сроки вызвали у офицеров и солдат опасения, что их могут обвинить в невыполнении приказов, если они не смогут вовремя добраться до площади[69]. Это послужило поводом к применению оружия и вызвало сопротивление гражданского населения на улицах Пекина.

По словам Ли Пэна, ко 2 июня не менее 25 тысяч солдат окружили площадь. Что, если вместо того, чтобы подтягивать сотни тысяч из пригородов, военные действия на площади ограничились бы 25 тысячами? Могли ли эти солдаты дождаться трех или четырех утра в любой из дней, когда количество людей на площади минимально, чтобы разогнать или задержать оставшихся, а затем занять площадь и охранять подходы к ней? Такая операция могла бы взять за основу сценарий 5 апреля 1976 года и предотвратить трагедию. Однако китайские лидеры считали, что контроль только над Тяньаньмэнь, не включая другие районы Пекина, представлял собой риск. Мы знаем, что сотни тысяч мирных жителей вышли на улицы, после того как узнали, что воинские части начали продвигаться к площади вечером 3 июня. Возмущенные тем, что протесты начали разгонять, люди противостояли армии, защищались или просто были свидетелями исторических событий. Даже если бы военные смогли усмирить протестующих и предотвратить их возвращение на площадь, это вызвало бы народный гнев и новые демонстрации. Студенческий лидер Ли Лу считал, что «если бы власти повели себя как 13 лет назад – в апреле 1976 года, они разозлили бы всю страну и восстание было бы неминуемым» [Lu 1990: 185]. Это служит объяснением, почему Дэн Сяопин выбрал столь жестокий способ противостояния.

* * *

После отставки и ареста Чжао Цзыяна Дэн Сяопин, Ян Шанкунь, Ли Пэн и другие представители высшего руководства видели, что попытки диалога провалились, а гражданские в конце мая 1989 года не подчинились законам военного положения. Лидеры потеряли терпение. Они не видели путей мирного разрешения вопросов, поэтому установили произвольный срок и форсировали действия. Именно на них лежит ответственность за кровавые события. Но, возможно, если бы лидеры не форсировали события, протесты могли бы закончиться. К концу мая 1989 года многие пекинские студенты покинули площадь. Прибывшие из провинции хотели остаться, поездами из Пекина выезжало больше народа, чем въезжало в город.

Присланные из Гонконга палатки улучшили условия протестующих на площади, а большая статуя «Богиня Демократии» поднимала боевой дух. Но что было бы, если бы военные не спешили выполнять приказ с произвольно установленным сроком 4 июня?

За неделю до расправы Чай Лин, Ли Лу и другие студенческие лидеры чувствовали полное истощение. Они решили, что уйдут с площади, перегруппируются и переориентируют протестное движение, но передумали. Чай Лин вспоминала, что Бай Мэн из Пекинского университета «сказал мне, что с учетом осложнившейся обстановки на площади я должна рассмотреть план отступления. Он думал, что правительство ждет постепенного угасания протестного движения» [Chai 2011: 174]. Бай Мэн был неправ: власти не хотели ждать; подготовка к военному штурму шла полным ходом. Но что, если бы правительство было более терпеливым? Реально ли было избежать насилия и позволить движению угаснуть?

Представьте себе сценарий, в котором партийные лидеры были бы терпеливее и гуманнее и решили бы не использовать военную силу в июне 1989 года. Также представьте, что