Шрифт:
Закладка:
Потоки – информационные и людские – в апреле и начале мая 1989 года лучше всего описываются словом «центростремительный» – жители за пределами Пекина повлияли на развитие событий в столице. Но во второй половине мая и особенно в июне тенденция сменилась на центробежную, поскольку население всего Китая отреагировало на происходящее в Пекине. В то время как местное руководство в некоторых городах, особенно в Чэнду, подавляло демонстрации, что привело к смерти сотен жителей, власти в других регионах показали, что к протестам можно отнестись с терпением и умеренностью, а не отвечать насилием.
«Народная армия не стреляет в народ», – жители Пекина неоднократно повторяли эту фразу. Они пытались блокировать доступ войск в город начиная с 20 мая и позже, 3 и 4 июня, когда столкнулись с солдатами, стреляющими из автоматов. Лозунг был ярким. Он мог заставить солдат колебаться, прежде чем нажать на курок. Однако это было исторически неверно. Солдаты НОАК и НВП неоднократно стреляли и убивали людей в пределах границ КНР задолго до июня 1989 года. Достаточно вспомнить вторжение в Чамдо (Чамдоская операция) в 1950 году, когда НОАК убила не менее 180 тибетцев; жестокое подавление Машаньского восстания в Гуйчжоу в 1956 году; резню мусульман хуэй в июле 1975 года в городе Шадянь провинции Юньнань – НОАК использовала не только огнестрельное оружие и переходила в рукопашный бой, но также применила истребители и артиллерию, было уничтожено более 1500 местных жителей [Chen 2007; Wang 2015; Wang 2013].
Пекинцы могли не знать об истории подавлений НОАК на территории Китая. Те, кто знал, вероятно, с трудом представляли себе, что армия будет относиться к ханьцам в столице Китая так же, как к этническим и этнорелигиозным меньшинствам в приграничных районах. Расистские представления о превосходстве хань, усугубляемые марксистской иерархией, ставившей «цивилизованных» ханьцев выше «отсталых» мяо, тибетцев, уйгуров и других меньшинств, были обычным явлением в 1980-х годах [Harrell 1995: 3–36]. Когда пекинцы говорили, что армия не стреляет в народ, под народом они понимали исключительно ханьцев.
Распространенная культура ханьского превосходства позволяла ханьцам требовать свободы для себя, игнорируя или даже поддерживая подавление меньшинств, которые также боролись за свободу. Насилие со стороны государства по отношению к тибетцам, требующим свободы от ханьского угнетения, было на первых полосах газет в марте 1989 года. Любой, кто читал «Жэньминь жибао», знал, что солдаты НВП открыли огонь по протестующим в Лхасе. В статье на первой полосе говорилось, что 5 марта 1989 года силы общественной безопасности и НВП «сначала заняли сдержанную позицию, но, когда это не помогло, были вынуждены открыть огонь». На следующий день в другой статье описывалась еще одна перестрелка 6 марта: «Когда бунтовщики настаивали на том, чтобы действовать по-своему, и уговоры не сработали, полиция Департамента общественной безопасности была вынуждена открыть стрельбу и приняла решительные меры, чтобы не допустить дальнейшего развития ситуации». Читатели «Жэньминь жибао» узнали не только о стрельбе в Лхасе, но и о том, что высшие лидеры КПК отреагировали на «беспорядки» объявлением военного положения и привлечением тысяч военнослужащих НОАК для ареста протестующих и восстановления порядка. Кто официально издал декрет о военном положении? Ли Пэн[72].
Солдаты расстреляли людей в Лхасе за три месяца до того, как они расстреляли людей в Пекине. Очевидцы в Лхасе сообщили, что 5 марта несколько сотен монахов и монахинь, готовясь отметить 30-ю годовщину тибетского восстания 1959 года, прошли маршем по улице Баркхор. Они выкрикивали лозунги за независимость. Когда солдаты НВП забрасывали толпу бутылками, протестующие бросали камни в силовиков. Именно тогда солдаты НВП открыли огонь по демонстрантам. Когда тибетские жители Лхасы узнали о стрельбе, некоторые из них вышли на улицы, чтобы защитить своих сограждан, что привело к новым столкновениям и новым убийствам, – это было предвестием тех событий, которые должны были произойти в Пекине в июне 1989 года. На этом сходство с расправой в Пекине не закончилось. Согласно одному сообщению, «некоторые тибетцы были убиты в своих домах выстрелами с улицы; молодая тибетская девушка скончалась от шальной пули, когда заваривала чай у себя дома» [Tibet Information Network 1989: 2–3]. Тан Дасянь, журналист, в то время работавший на Объединенный фронт в Лхасе, утверждал, что у него был доступ к отчету, подготовленному Департаментом общественной безопасности Тибетского автономного района и Тибетским военным округом, в котором говорится, что в результате действий НВП погибли «387 мирных жителей Лхасы, большинство из них погибло от огнестрельного оружия», а также «82 монаха»[73] .
Гибель мирных жителей в своих домах, наряду с насилием со стороны государства, провоцирующим сопротивление, а не подавляющим его, свяжет 5 и 6 марта в Лхасе с 3 и 4 июня в Пекине. Но между этими трагедиями есть значимые различия. По словам Стива Маршалла, находившегося в то время в Лхасе, вооруженные летальным оружием бойцы НВП совершили бо́льшую часть убийств 5–7 марта, то есть до официального введения военного положения и до того, как солдаты НОАК вошли в город. Действия НВП казались бессистемными и хаотичными. Они неоднократно внезапно продвигались вперед и стреляли по толпе, затем отходили и уступали контроль над улицами тибетским протестующим. После того как в ночь на 7 марта было объявлено военное положение и НОАК взяла под контроль Лхасу, начались массовые аресты тибетцев, однако сообщений о массовой стрельбе больше не поступало [там же: 5–10].
Когда Дэн Сяопин решил ввести – а Ли Пэн официально объявил – военное положение в Пекине в мае 1989 года, это не было беспрецедентным распоряжением. Они опирались на то, что, по их мнению, было успешной практикой борьбы с «беспорядками» в Лхасе двумя месяцами ранее. Этот прецедент, безусловно, свидетельствует о том, что Дэн предпочитал, а Ли решительно поддерживал силовые методы борьбы с протестующими в Пекине. В своем отчете о работе правительства на второй сессии Всекитайского собрания народных представителей 7-го созыва 20 марта 1989 года Ли Пэн обратил внимание на эффективность введения военного положения в Лхасе и отметил «поддержку народа по всей стране» в атаке на «реакционную ярость сепаратистов»[74].
Возможно, Ли был прав, говоря о широкой поддержке расстрела тибетцев, выкрикивавших лозунги в поддержку независимости. Протесты против военного положения в Лхасе исходили от иностранных правительств, а не от сторонников демократии внутри Китая. Одно открытое требование отменить военное положение исходило от тибетских студентов из Ланьчжоу, столицы провинции Ганьсу, более чем в 1300 милях от Лхасы. Протесты тибетцев в Ланьчжоу начались, после того как 1 мая 1989 года тибетские и ханьские студенты дрались друг с другом камнями, кирпичами и пивными бутылками. Согласно внутреннему бюллетеню Министерства общественной безопасности, драка началась, после того как тибетские студенты захотели поиграть в настольный теннис за тем же столом, за которым играли ханьские студенты. Каждая из сторон захватила заложников; полиция вмешалась, чтобы остановить схватку и освободить пленников. 4 мая почти 200 тибетских студентов в Ланьчжоу прошли