— Ничего не случилось. Пока ничего.

— Так может и не случится… Ты боишься идти в библиотеку из-за того случая… когда тебя чуть не убили?

Адам удивленно посмотрел на Веру. Он даже подумать не мог, что она так объяснит себе его, как он думал, откровенную злость.

— Нет! — возмутился он. — Ты что серьезно думаешь, что я боюсь?

— Ну может, у тебя пост травматический синдром, что в этом такого? Бояться — это вообще-то нормально.

— У меня нет ПТСР, Вера. Вера, как тебе вообще это в голову могло прийти? Дело вообще в другом. Всеслав… он не должен был всем вот так вот рассказывать о дневнике Бирвиц. Понимаешь, у нас была задумка слить книгу в открытый доступ прямо из Центральной Библиотеки. Чтобы пришло много людей сразу, и все разбежались по коридорам, потом также вышли из библиотеки.

— И что не так? Сейчас все собираются туда пойти.

— Да все не так, Вера. Надо было каждому отдельно написать, позвонить, лично сказать. Но не на общем собрании. У нас в партии шпионы Толма, ходят, как у себя дома, никого не стесняясь, и, я уверен, что и шпионы Железного Авлота.

— Шпионы Толма? Миллиардера Николаса Толма? — в голосе Веры слышалась немалая доля иронии. — Может все-таки ПТСР, Адам?

Адам вместо ответа просто молча смотрел на Веру. Он сам понимал, как это глупо звучит, что владелец НТ-Союза шпионит за партией человекоборцев. Их партия была слишком малозначительна для решения хоть каких-то дел на уровне правительства, у них даже не было ни одного лояльного к ним депутата.

— Да, Вера, — наконец, ответил он сухо, — миллиардер Толм. Мы ему не нужны, ему нужен Дневник Бирвиц. Он очень хочет его получить. А насчет Авлота, ты и сама понимаешь, почему мы ему интересны.

— Допустим. Допустим, ты не параноик, и у нас в партии и правда пара-тройка людей сливают все интересное Толму. А может только одна Талер. Все равно, что сделают Авлот или Толм, когда мы пойдем в библиотеку? Соберут армию полицейских и будут досматривать каждого или ходить за нами по пятам.

— Я точно не знаю, но уверен, что ничего хорошего из того, что мы их предупредили заранее, не будет.

— Так идите сейчас, — прозвучало с противоположного конца коридора.

Адам с Верой обернулись, и их накрыло удивление двенадцатибального уровня по шкале Рихтера — прямо по коридору к ним, криво улыбаясь, направлялся Мясник, а рядом с ним, как верный телохранитель, шел Гарри.

— Родик? — слегка просевшим голосом проговорил Адам. — Что ты здесь делаешь. Привет, Гарри, как дела?

— Спасибо, неплохо, — добродушно улыбаясь, ответил тот.

— Я просто офигел, когда узнал, что вы затеяли, и приехал к вам собственной персоной, — вид Мясника выражал крайнюю обеспокоенность. — Ребята, дорогие, куда вы лезете за этим дневником, вас что мало били?

— А откуда ты это узнал?

Мясник артистично удивился:

— Милые мои, золотые, да у вас тут все так интересненько и половина ваших прихожан сливает вас прямо на ваших собраниях всем любопытствующим, а их довольно много. И да — я в их числе последних.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да, дорогой, да. За инфу про вашу дурную деятельность предлагают неплохие плюшки. Тут, как бы, грех отказываться.

Вера переводила взгляд то со строгого лица Адама на лоснящуюся, растекшуюся в улыбке, физиономию Мясника, то на отстраненное выражение Гарри, а потом обратно на Адама, не в состоянии определить врет ли толстый антиглобалист или это опять какая-то идиотская шутка.

Мясник с удовольствием наблюдал за явным замешательством Веры. Не отводя от нее взгляда, он взял Адама под локоток и, как будто играя, слегка понизив интонацию, предложил:

— Адам, я понимаю, у нас было некоторые разногласия…

— Разногласия? — Адам высвободил руку из цепких лап Мясник.

— Можно сказать взаимное недопонимание.

— Недопонимание, Родион? А что я недопонял, когда лежал в больнице с проломленным черепом?

— Проломленным черепом — да ну, ты утрируешь. А вот, я действительно так и недопонял степень вашей долбанутости. Ведь, понимаешь ли, я реально мог погибнуть на том обрыве. А вы бы просидели все свои юные светлые годы в тюрьме. А что без вас бы тогда делали ваши гидроцефалы? А? Да, в принципе, то, что и сейчас — жили в гетто. Вы бы жили в тюрьме, а они — в гетто.

— Мясник, а не пошел бы ты в жопу?

— Ну вот, обиделся.

— Ладно, — вздохнул Адам, — чего ты вообще приперся?

— Приперся, — хмыкнул Мясник. — Я пришел. Я пришел отговорить вас от этой дикой завтрашней затеи. Вас же повяжут. Это, как пить дать, золотые мои. Повяжут, отберут Дневник, и все. Нет, вас то конечно выпустят на следующий день, а толку… Дневник будет почитывать господин Авлот за утренним кофе или чаем, или что он там пьет, кровь уклонившихся от весеннего призыва, я не знаю.

— А какое тебе дело до дневника Бирвиц? — не понял Адам

— Видишь ли, мой милый друг-человекоборец, — Мясник снова попытался взять собеседника под руку, но тут умело выпутался из его объятий. — Дневник Бирвиц очень интересует одного богатого и влиятельного человека, я думаю, ты понял, что я имею в виду Николаса Толма. Он так и так его заполучит, слишком уж много у него денег. Узнав о ваших намерениях, он либо добудет желаемое через толпу хорошо оплачиваемых, соответственно, верных ему людей, которые дадут вам люлей. Либо… через купленную полицию. Вообщем, это понятно, что, сколько бы вас туда не пришло, никто оттуда Дневник не вынесет. Вернее, вынесет, но не унесет. Единственное препятствие для него только злой министр, тоже повернувшийся на этом Дневнике. Поэтому давайте так — как бы «и волки сыты и овцы…тоже сыты».

Он уже видимо хотел, наконец, озвучить свое предложение, с которым он пришел прямо в логово врага, как вдруг из логова повалила толпа после закончившегося собрания. Мясник немного замялся, но потом решил, что это даже к лучшему и потащил Адама к Всеславу.

— Либо ты сошел с ума, — бурчал Адам, пробираясь через встречный поток людей, — либо ты надеешься сорвать что-то уж слишком крупное.

— Я просто добрый и вам помогаю.

Всеслав, увидев, кто к нему направляется, привстал с кресла, на котором отдыхал после выступления перед своими однопартийцами.

— Родик, а что ты тут делаешь? Привет, Гарри.

— Видишь, бросил все — партию, семью, работу и подался в человекоборцы. Все осознал.

— Хватит этих дурацких шуточек, — одернул его Адам.

— Это был сарказм, — объяснил Мясник.

— Ты уже скажешь, что тебе до Дневника Бирвиц? — Адам был на грани кипения.