— Роберт, кто эта женщина?

— …продумай все хорошенько вечером, а утром поговорим.

— Нет, говорю тебе: между нами все кончено. Он меня унизил перед ней! — Она вырвала руку и бросилась к двери.

— Сесили! — крикнула мать вслед улетающим складкам тонкого платья. — Ты позвонишь Джорджу Фарру?

— Нет! Ни за что! Ненавижу мужчин!

Четкий, отрывистый стук каблучков замер на лестнице, хлопнула дверь. Миссис Сондерс со скрипом опустилась в кресло.

— В чем дело, Роберт?

И он ей все рассказал.

12

К завтраку Сесили не вышла. Отец поднялся наверх и на этот раз постучал в дверь.

— Да! — Ее голос прозвучал сквозь деревянную панель приглушенно и слабо.

— Это я, Си. Можно войти?

Ответа не было, и он зашел. Она еще не успела умыться, и ее раскрасневшееся от сна личико казалось совсем детским. Вся комната была пропитана этим сокровенным отдыхом, он щекотал ноздри, как запах, и отец смутился, почувствовал себя неловким и назойливым. Присев на край кровати, он осторожно взял ее протянутую ладонь. Ее пальцы безответно лежали в его руке.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — Она не ответила, сознавая свое превосходство, и он продолжал с напускной веселостью: — Больше не сердишься на этого беднягу, молодого Мэгона?

— Я о нем не думаю. Больше я ему не нужна.

— Как это — не нужна! — И бодрым голосом: — Мы считаем, что ты для него — лучшее лекарство!

— Как же я могу?

— Что? Не понимаю!

— Он свое лекарство привез с собой.

Какое спокойствие, какое возмутительное спокойствие. Нет, он должен заставить себя рассердиться, как вчера. Черт их подери, иначе с ними нельзя.

— А ты не подумала, что, может быть, я, при всей моей ограниченности, больше понимаю в таких вещах, чем ты?

Она отняла руку, спрятала под одеяло, не отвечая ему, даже не глядя в его сторону.

— Ты ведешь себя глупо, Сесили, — продолжал он. — Чем он тебя обидел вчера, этот мальчик?

— Просто оскорбил меня при другой женщине. Но мне не хочется обсуждать это.

— Но послушай! Неужели ты отказываешься даже навещать его, хотя от тебя зависит — выздоровеет он или нет?

— С ним эта черная женщина. Если уж она, при всей своей опытности, не может вылечить его — так я уж, наверно, не смогу.

Отец медленно побагровел. Она равнодушно взглянула на него и, отвернувшись, стала смотреть в окно.

— Значит, ты отказываешься навещать его?

— А что мне еще делать? Он очень явно показал, что не желает, чтоб я его беспокоила. Неужели ты хочешь, чтобы я бывала там, где я не нужна?

Он проглотил раздражение, стараясь говорить спокойно, стараясь подравняться к ее спокойствию:

— Неужели ты не понимаешь, что я ни в чем тебя не принуждаю? Я только хочу помочь этому мальчику встать на ноги. Представь себе, что это Бобби, представь себе Боба на его месте, в таком состоянии.

— Пожалуйста, сам с ним возись, а я не буду.

— Посмотри на меня! — сказал он так спокойно, так сдержанно, что она застыла, затаив дыхание. Он крепко взял ее за плечо.

— Не обращайся со мной так грубо, — сказала она, отвернувшись.

— Так вот, слушай. Не смей больше встречаться с этим мальчишкой, с Фарром. Поняла?

Глаза у нее стали бездонными, как морская вода.

— Ты меня поняла? — повторил он.

— Да, я слышу.

Он встал. Сходство между ними было поразительное. Он обернулся у дверей, встретил ее упрямый, безразличный взгляд.

— Я не шучу, Си!

Вдруг ее глаза затуманились.

— Мне надоели мужчины, я устала. Думаешь, я буду огорчаться?

Двери за ним закрылись, она лежала, уставившись на непроницаемую, гладкую их поверхность, слегка проводя пальцами по груди, по животу, рисуя концентрические круги по телу, под одеялом, думая: «А как это бывает, когда ребенок?», ненавидя тот неизбежный миг, когда это случится, когда нарушится ее бесполая стройность, когда ее тело исковеркает боль.

13

Мисс Сесили Сондерс, в бледно-голубом полотняном платьице, зашла к соседке с утренним визитом, вся расплываясь в улыбках. Женщины ее недолюбливали, и она это знала. Но она умела обращаться с ними, при всей своей неискренности, покорять их хотя бы на время своим безукоризненным поведением. В ней было столько такта, столько грациозного внимания, что судачили о ней лишь за ее спиной. Никто не мог ей сопротивляться. Она с таким интересом слушала всякие сплетни и пересуды. И только потом становилось понятно, что она не принимала в них никакого участия. А для этого и вправду нужен большой такт.

Она мило поболтала с хозяйкой в саду, пока та возилась с цветами, потом, попросив разрешения и получив его, пошла в дом к телефону.

14

Мистер Джордж Фарр, бесцельно слоняясь по галерее около суда, еще издали увидел и безошибочно узнал ее на тенистой улочке, заметил ее быструю, нервную походку. Он весь расплылся, медленно, с наслаждением лаская ее взглядом. Вот как надо с ихним братом, пускай сами к тебе бегут. Он забыл, что названивал ей без толку раз пять за последние сутки. Но она так безукоризненно изобразила удивление, так равнодушно поздоровалась с ним, что он перестал верить своим ушам.

— Ну, вот! — сказал он. — А я-то думал, что к тебе никаким чертом не дозвониться!

— Да? — Она остановилась, казалось, что она вот-вот заторопится дальше, и это было неприятно.

— Ты болела, что ли?

— Да, вроде того. Ну, что ж, — и она пошла было дальше, — очень рада, что мы повидались. Позвони мне как-нибудь еще. Ладно?

— Но, Сесили, как же так…

Она опять остановилась, посмотрела на него через плечо с подчеркнуто-вежливой выдержкой:

— Что?

— Куда ты идешь?

— О-о, у меня столько поручений. Всякие покупки для мамы. Прощай!

Она пошла, и голубое полотно платья свежо и нежно приладилось к ее походке. Медленно, как время, проехал негр на громадном фургоне и разделил их. Джорджу казалось, что фургон никогда не проедет, и он обежал его, бросился за ней.

— Осторожней! — быстро сказала она. — Папа тут, в городе. Мне не велели с тобой встречаться. Родители против тебя.

— За что? — растерянно и тупо спросил он.

— Не знаю. Может быть, услышали, что ты бегаешь за женщинами. Боятся, что ты меня погубишь. Наверно, за это.

Он был явно польщен:

— Ну, брось!

Они шли под навесами магазинов. На площади неподвижно стояли сонные лошади и мулы, запряженные в фургоны. Вокруг них плыл, сгущался, набегал откровенный запах немытых тел —