кто им поверит, ну все равно, девчонки славные, а может они и правда из высшего общества. Ну я записал их телефоны, надо будет им позвонить. Но это все просто так, на свете есть для меня только одна женщина, сами знаете Маргарет, кто она есть. Доехали мы до Сан-Франциско, все смеялись и шутили в ихнем купе, а самую хорошенькую я уже пригласил в кино, а она велела и для ее подруги захватить кого-нибудь из моих товарищей, я захвачу: они бедняжечки всю войну проскучали, не то что мы, ребята. Нет, все равно Маргарет, это все шутки, вы не ревнуйте, я же не ревную к лейтенанту Мэгону. Мама зовет меня в гости, лучше бы меня пристрелили, чем ходить с ней чай пить, а она настаивает, ничего не поделаешь. Передайте привет Джо.

С любовью

Ваш Джулиан».

Миссис Пауэрс и Гиллиген поехали на станцию встречать врача-специалиста из Атланты.

В машине врач выслушал ее очень внимательно.

— Но, знаете, уважаемая, вы хотите заставить меня нарушить врачебную этику, — возразил он.

— Что вы, доктор, разве оставить его отца в заблуждении — это значит нарушить профессиональную этику? Пусть он надеется!

— Во всяком случае это нарушение моей личной этики.

— Тогда скажите все мне, а я сама расскажу его отцу.

— Хорошо. Но, простите меня, могу ли я узнать, в каких отношениях вы состоите с пациентом?

— Мы собираемся пожениться, — сказала она, глядя прямо в глаза врачу.

— Ого! Ну, тогда все в поряд ке. Обещаю не говорить при отце ничего такого, что могло бы его взволновать.

Он сдержал обещание. После завтрака он нашел ее в тени, на веранде. Она отложила пяльцы с вышиванием, а он, взяв стул, свирепо затянулся сигарой, пока она не разгорелась.

— Чего он ждет? — спросил он вдруг.

— Ждет? — переспросила она.

Он сверкнул на нее пронзительными серыми глазами:

— Вы понимаете, что никакой надежды нет?

— Вы про зрение?

— Нет, зрение он фактически потерял.

— Знаю. Мистер Гиллиген сказал это две недели назад.

— Гм. Разве мистер Гиллиген врач?

— Нет. Но разве это может понять только врач?

— Не обязательно. Но я полагаю, что мистер Гиллиген несколько превысил свои полномочия, высказывая вслух такое мнение.

Она слегка раскачивалась в качалке. Он следил за тлеющим кончиком сигары, окружая себя облаками дыма. Она оказала:

— Значит, вы считаете, что никакой надежды нет?

— Откровенно говоря, считаю. — Он осторожно стряхнул пепел за перила. — Фактически он уже мертвый человек. Более того: ему следовало бы умереть еще месяца три назад, если бы не то, что он словно чего-то ждет. Чего-то, что он начал и не успел докончить, какой-то отголосок прошлого, о котором он не помнит сознательно. Это единственное, что его еще удерживает в жизни, насколько я понимаю. — Он снова пристально посмотрел на нее. — Как он сейчас относится к вам? Ведь он ничего не помнит из своей жизни до того, как он был ранен.

На миг она выдержала его добрый проницательный взгляд и вдруг решила рассказать ему всю правду. Он не спускал с нее глаз, пока она не кончила.

— Значит, вы вмешиваетесь в дела Провидения?

— А разве вы, на моем месте, не сделали бы того же? — попыталась защититься она.

— Никогда не занимаюсь предположениями, что я сделал бы, — резко оказал он. — В моей профессии нет никаких «если бы…». Я обрабатываю мышцы и кости, а не обстоятельства.

— Что ж, теперь уже поздно. Я слишком тесно связана со всем этим, отступать некуда. Значит, вы думаете, что он может умереть в любую минуту?

— Опять вы заставляете меня заниматься предположениями. Я только объяснил вам, что он может умереть, если та последняя искра жизни в нем больше не будет поддерживаться. А телом он давно мертвец. Больше я ничего оказать не могу.

— А операция? — опросила она.

— Операции он не перенесет. А во-вторых, человеческую машину можно чинить, заменять в ней части только до определенной границы. Все, что можно, с ним уже сделали, иначе его никогда не выпустили бы из госпиталя.

Снова день клонился к вечеру. Они сидели, негромко разговаривая, и солнце уже пошло книзу и, пробившись косыми лучами сквозь листву, усыпало крыльцо желтыми зайчиками, похожими на кусочки слюды в ручье. Тот же негр, в той же рубашке, водил взад и вперед по лужайке жужжащую косилку; изредка, сонно поскрипывая, проезжал одинокий фургон, запряженный мулами, или мелькал грузовик, оставляя за собой неприятный запах бензина, таявший в вечернем воздухе.

Вскоре к ним подошел ректор.

— Значит, ничего не надо делать, только дать ему самому окрепнуть, поправиться? Так, доктор? — спросил он.

— Да, я так советую. Хороший уход, покой, отдых. Пусть вернутся его старые навыки… Хотя зрение у него…

Ректор медленно поднял голову.

— Да, я понимаю, что зрение он, очевидно, потеряет. Но ведь это можно как-то компенсировать. Он скоро должен жениться на прелестной девушке. Не думаете ли вы, что это может стать толчком к выздоровлению?

— Да, конечно, больше, чем что-либо другое.

— А как ваше мнение — может быть, поторопить эту свадьбу?

— М-м-м… — Доктор запнулся: он не очень привык давать советы по таким вопросам.

Выручила его миссис Пауэрс.

— По-моему, не надо его торопить ни в чем, — быстро сказала она. — Пусть постепенно привыкает… Как вы думаете, доктор Бэрд?

— Да, ваше преподобие, в этих делах вам лучше всего слушаться советов миссис Пауэрс. Я полностью доверяю ее суждениям. Пускай она возьмет все в свои руки. Женщины тут гораздо более умелы, чем мы.

— Да, это совершенно верно. Мы и так в неоплатном долгу у миссис Пауэрс.

— Глупости. Я ведь почти что усыновила Дональда.

Наконец пришла машина, и Гиллиген принес вещи доктора. Они встали, миссис Пауэрс взяла ректора под руку. Она крепко сжала его локоть и выпустила. Когда она с Гиллигеном провожали доктора вниз к машине, ректор снова робко опросил:

— А вы уверены, доктор, что сейчас ничего предпринимать не надо? Мы ведь очень этим озабочены, сами понимаете, — добавил он, словно оправдываясь.

— Нет, нет, — ответил доктор резковато, — он сам себе может больше помочь, чем мы все.

Ректор следил, как машина заворачивает за угол. Обернувшись, миссис Пауэрс увидела, что он все еще стоит в дверях, глядя им вслед. Но тут машина завернула за угол.

Когда поезд подошел к перрону, доктор взял ее руку.

— Вы занялись делом, которое сулит вам много неприятностей, мой молодой друг.

В ответ она посмотрела прямо ему в глаза.

— Я на это пойду, — сказала она и крепко пожала ему руку.

— Ну, что ж, тогда —