Я не смела выдернуть ладонь из его руки, хотя очень хотелось. Он ничего не делал – просто положил пальцы сверху на запястье. Простое прикосновение, что жгло, как калёное железо. Не знаю, как не запахло паленым.

– Я так понимаю, отказаться от твоих деловых предложений я не могу.

– Правильно понимаешь, – он снова, как Будда – невозмутимый и нечитаемый. – Но придётся немного подождать. Скоро приедем.

Не знаю, как долго длилось его «скоро». Мы больше не разговаривали, я предпочла смотреть в окно, но вряд ли я что-то там видела. Упала в состояние, когда делаешь вид, будто на чём-то сосредоточен, а на сам не понятно где.

Я прислушивалась к ощущениям. Вот его пальцы слегка погладили мои. Ну не может же мне казаться? Нейман руку не убирал. Ни на мгновение. Зачем, зачем ему это всё?! Я боялась сорваться, как машина на полном ходу, и свалиться в пропасть. Чем дальше, тем больше хотелось хоть какой-то ясности.

Он лжёт – поняла я некоторое время спустя. Его постоянно ко мне тянет. Губы его способны выговаривать лживые слова, а тело врать не умеет. Телом он меня хочет. Сам признавался. И вот эта фраза – всего лишь желание меня уколоть.

Он говорил правду, – поникаю, вспоминая ещё одни его объяснения, что хотеть и взять – разные вещи. Он ни к чему меня не принудит. Разве что я сама захочу. Но в этом направлении я думать боялась. Бежала от этих мыслей, как до смерти испуганный заяц.

Это же Нейман. Мой враг. Я повторяла вновь и вновь, но уже не чувствовала ненависти. Ко всему, наверное, привыкаешь, особенно, если находишься так близко. Непростительно близко. Предала ли я своих родных, позволяя держать себя за руку, разговаривая с ним, думая о его поцелуях и теле?.. И об этом я думала тоже.

Но, наверное, я повзрослела. Нельзя убить человека только потому, что ненавидишь. У моей ненависти ноги росли, потому что Влад обвинял Неймана во всём. Сегодня я предпочла бы знать правду. Любую. Чтобы понять и принять, а потом уж… либо отпустить ситуацию за отсутствием улик, либо завершить начатое.

Я не хотела предавать брата. Но больше во мне не было слепой и безоговорочной преданности.

«Прости, если сможешь, – вела я мысленный диалог с призраком, – нельзя жить чьими-то словами и эмоциями. Нужно копить и тратить свои, даже если они будут неправильными или ошибкой. А ещё я не могу больше верить тебе безоговорочно, как все эти годы».

– Ника.

Меня заставляет очнуться не его голос, а то, как он сжал моё запястье.

– Приехали.

Я хочу выйти, но он лишь крепче сжимает руку.

– Тебе откроют дверь. Ты должна к этому привыкнуть.

Я не спорю. Вспыхиваю. Есть много правил, которых я не знаю. У меня не было прислуги, водителей, тех, кто готов услужить. Чужой мир, к которому я зачем-то должна привыкать.

Это больше не окраина чего-то там. Мегаполис. Подземная парковка, лифт, что уносит нас с Нейманом куда-то очень высоко.

Он молчит, я молчу. Мы слишком близко друг к другу, хотя, наверное, я могу отступить чуть дальше, чтобы его дыхание не касалось меня, не шевелило волосы, не обжигало кожу. Но он снова удерживает меня простым касанием. Так, словно имеет на это право.

Нейман открывает дверь ключом и заводит меня в квартиру. Очень много пространства. Высокие потолки. Это всё, что я успеваю рассмотреть, потому что он ведёт меня куда-то. Уверенные шаги, целеустремлённость.

– Присаживайся, – кивает он на кожаный диванчик.

Это кабинет. Большой, удобный для работы. Здесь обжито и уютно. По-мужски лаконично – ничего лишнего. Массивный стол, стулья, стеллажи книг. Тяжёлые шторы, настольная лампа, наверное, раритетная, из каких-то прошлых веков. Картины на стене. О стоимости всего этого аскетизма я могу лишь догадываться. Дорого и одновременно функционально.

Я забираюсь на диван с ногами. Меня немного знобит, но не от холода, скорее всего, а от нервов. Я пока не знаю, чего ждать.

– Пока что мы поживём здесь, – Нейман прислоняется задницей к столу. У него какая-то естественно-спокойная поза. Перекрещенные ноги, пиджак он расстёгивает и ослабляет галстук. – Ничего не изменится. У тебя будет своя, отдельная комната, где будет всё необходимое. Но часть времени ты будешь проводить не с Матильдой, а со мной.

– Читать тебе книжки по вечерам? – приподнимаю я брови, не удержавшись. Это дерзость, но мне плевать. – Пить чай и сплетничать? Пытаться вытянуть из тебя хоть слово, а ты будешь загадочно молчать?

– Я буду разговаривать с тобой, Ника, – кажется, этот чурбан не шутит. Слишком серьёзный. Правда, я его другим почти никогда и не видела. А если видела, то так редко, что это кажется сном, а не неймановской реальностью.

– Начнём прямо сейчас? – не сдаюсь я, обнимая себя за плечи.

Нейман отрывает свою царственную задницу от столешницы и куда-то идёт. Возвращается он с пледом. Коричнево-рыжим, в клетку. Кутает меня в него. Столько заботы. Он слишком старателен. Идеален даже местами. Наверное, именно поэтому ему нет нужды к чему-то принуждать женщин – сами вешаются. Ну, кто бы не растаял от такого внимания? Разве что такие недоверчивые злюки, как я.

– Расслабься, Ника, – увещевает он гипнотическим голосом. Он сидит на корточках и заглядывает мне в глаза. Лицо его близко. Пальцы проходятся по моей щеке, словно убирают прядь, которой там нет. А затем, не удержавшись, он ведёт костяшками, очерчивая овал моего лица. – Скажем так: мне нужна девушка, которая будет сопровождать меня. Это будут полуделовые встречи, благотворительные акции, развлекательные мероприятия.

Я втягиваю воздух в лёгких и чувствую, как он горит, сжимая горло.

– Ты с ума сошёл, Нейман, да? Рехнулся, правда? Где ты и где я? Кто ты и кто я? Не поверю, что у тебя нет более подходящей кандидатуры на это очень перспективное, – рисую я пальцами в воздухе кавычки, – и весьма привлекательное место.