Шрифт:
Закладка:
Оба ведут себя неправильно, но в последнее время каждый тянул одеяло на себя, потому и напоминали про бессмертное и бескорыстное искусство. Валерия раздражалась: «Я тебя не понимаю! Я всю жизнь занимаюсь изобразительным искусством и знаю: оно существует просто так! Ни для кого, ни для чего! А ты его как инструмент применяешь, как напильник или фомку!» Он в таком же тоне отвечал, что ему не нужны шедевры, нужен человек. И ничего плохого в том, что имеется такая фомка, как портрет и автопортрет.
Если проще: требуется поддержка, а ее по-прежнему нет. И вымаливать ее (особенно по телефону) он не станет.
– Ладно, я скоро вернусь. Будешь дома?
Еще пауза.
– Пока не знаю.
И что после этого делать?! За ним же гонится свора, причем являющийся в видениях Крепелин – не самый злой пес! Ковач учился держать удар, иногда это неплохо получалось, но все-таки лучше, когда спина защищена…
Проверенный способ прийти в норму – взгляд в зеркало. Тут оно ростовое, ничего не ускользнет: ни широкие плечи, ни мощный торс, ни короткий седоватый ежик на голове. Сторонний человек мог бы сделать заключение: бывший спортсмен, борец или штангист (вовсе не кандидат психологических наук). Бывший – потому что не молод, явно за сорок, но еще наверняка совершает пробежки и жмет пудовую гирю. Вот только в глазах читается если не паника, то уж точно растерянность. Отсюда и мимика невротичная, и нездоровая бледность… Ковач всматривается в двойника пристально, с предельным вниманием – и вскоре чувствует, как восстанавливается сбитое дыхание, а во взгляде появляется покой.
Теперь следует попрощаться с отражением и отправиться на балкон, чтобы взглянуть на город. Даже в таких местах возможны встречи, новые люди и, чем черт не шутит, желанная поддержка…
Новый человек встречает его утром в холле гостиницы. Человека зовут Ольга, у нее короткие рыжие волосы и румяное личико, то и дело расплывающееся в улыбке. Ольга послана Дементьевым, чтобы помочь гостю освоиться, показать город, что Ковача устраивает. В незнакомом месте, как правило, чувствуешь себя покинутым, а миловидное существо женского пола эту проблему легко устраняло.
– Как вы относитесь к одиночеству? – первым вопросом он берет инициативу в свои руки.
– Не знаю даже… – смущается Ольга. – Иногда нравится.
– То есть вам нравится быть одной?
– Ну да. Бывает так, что люди не то чтобы надоедают, просто мешают. Тогда лучше побыть одной. А почему вы спросили?
– Многие путают уединение и одиночество. Первое – зачастую благо, это очень продуктивное состояние. Одиночество – болезнь. Ну ладно, начинайте вашу экскурсию.
Они отправляются пешком по проспекту, чтобы вскоре оказаться вроде как на мосту. Слева и справа разверзаются обрывы, внизу среди буйной растительности видны крыши частных домов.
– Это называется дамба, – поясняет Ольга, – она разделяет два глубоких оврага, а на дне живут люди. У них ни горячей воды нет, ни центрального отопления, но они живут!
Ковач вглядывается вниз, о чем-то размышляет, затем выдает:
– А вам не кажется, что пациенты вашей Пироговки живут точно так же?
На лице сопровождающей опять недоумение.
– Почему?!
– Ну, смотрите сами: большинство проживает наверху, где солнце, свет, свежий воздух, цивилизация. А внизу вечная сырость, сумрак, отсутствие удобств… Но люди живут. Вот и ваши больные проводят свою жизнь в вечном сумраке. В сумраке сознания, если угодно. В страшном сыром подвале. И – по большому счету – никому до этого нет дела.
«Не перебрал ли? – размышляет Ковач, когда двигаются дальше. – Рисоваться перед молоденькой девушкой сам бог велел, но надо и край видеть…» Однако Ольга уже заинтригована, она обещает на его лекциях все записывать. На каких лекциях?! А насчет тестов! Как выясняется, ординатор Ольга в группе кураторов эксперимента, значит, им еще предстоит встретиться.
А пока движутся дальше, чтобы вскоре оказаться перед сквером с витой металлической оградой. На брусчатке вдоль ограды расселись художники, точнее – маляры, работающие под девизом «чего изволите?». Кто-то портреты малюет, кто-то шаржи, короче, рубят деньги по-легкому.
Ольга движется вдоль «малярного» ряда, кого-то высматривает, затем вздыхает.
– Жаль, его сегодня нет.
– Кого нет?
– Монахова. Он настоящий художник, талант, его в городе уважают!
– Что же ваш талант здесь делает? Среди халтурщиков?
– Деньги зарабатывает.
Задумавшись, Ковач бормочет:
– Ну да, использует искусство в своих целях. Как напильник или фомку…
– Какой напильник?! – округляет глаза Ольга.
– Это я о своем, извините…
Следующие два дня он занимается обучением, дабы молодые (в группе одна молодежь) кураторы освоили хитроумную методику проверки. Полгода им предстоит пичкать пациентов волшебным зельем, подталкивая притормозивший мозг. Вроде как заглохший автомобиль будут заводить: раз повернули ручку, другой, а там, глядишь, соображалка-то и раскрутится. Сколько оборотов? Какова температура двигателя? Узнать об этом помогут вопросники, изобразительные тесты и проч. Все до йоты узнаем, поверим алгеброй так, что результат будет однозначным! Далее зелье обретет статус (помогает, черт возьми!), выплеснется на рынок и сделается новой манной небесной. Ведь даже здоровым людям хочется думать яснее и соображать быстрее, что тогда говорить о больных!
Ольга отрывает от конспекта рыжую головку.
– А если результат будет… Ну, не совсем?
– Тогда манны не получится. Придется что-то другое изобретать и повторять эксперимент.
«А ты симпатичная… – думает Ковач. – Жаль, время ограничено, а то можно было бы закрутить роман. Почему нет? Я понятия не имею, с кем общается Валерия в своих поездках, возможно, тоже с молодыми и симпатичными искусствоведами…»
Вскоре мысли обретают иное течение. Ковач учит, произносит умные слова, а ощущение, что врет как сивый мерин. Волшебные препараты, могущественные документы, что открывают любые двери, – замечательно! Почему молодым, что ловят каждое его слово, не восхититься? Восхитятся и поверят, что они маги, видящие людей насквозь, как механики видят нутро того самого автомобиля. Они будут крутить ручку от всей души, с сердцем и любовью, пока не упрутся в стену и не поймут: в устройстве двигателя они, может, и разобрались, но на каком горючем едет автомобиль – непонятно. И куда едет – тоже. Когда посуетятся у стены и сообразят, что не перепрыгнешь, благие намерения испарятся, и станут они Земцовыми, коктейльных дел мастерами, превращающими людей в кукол. Сердце поначалу будет трепетать, протестовать, а мы его в чехол, лучше в двойной!
– Вы все в чехлах! Все без исключения! Не люди, а ходячие чехлы!
Давешняя истерика Андрея, который долбил кулаком в стальное зеркало, вспоминается как нельзя кстати. Ковач действительно напяливает на молодые головы и юные сердца чехлы, универсальные
