Как хорошо, что я последовала совету Магнуса, потому что Эмма восприняла новость об «исчезновении» Тома именно так, как и следовало ожидать. Я позволила ей несколько минут поплакать у меня на коленях, после чего меня сменила Пегги, хотя, на мой взгляд, эта женщина вряд ли умела сочувствовать. Эмма не могла путешествовать в слезах, тем более в одиночку, – мне не хотелось, чтобы она становилась мишенью для озабоченных психов или воров. Так что я убедила ее, что сегодня она может переночевать в моей комнате, а завтра, как только будет готова, я отвезу ее в город.

Но медлить было нельзя. Мне нужно было повидаться с Джембером, и как можно скорее. Только на этот раз я забуду про вежливость и не стану соблюдать установленных ограничений. Буду надоедать ему весь день, если понадобится, и получу нужные мне ответы, нравится ему это или нет.

Когда мы с Сабой подошли к конюшне, дверь была уже не заперта: Эмма потихоньку запрягала лошадей. На ней были брюки и белая рубашка – для вещей Тома они сидели слишком хорошо. На голову она надела плоскую шляпу, которая была бы ей велика, не спрячь она под нее волосы, выступающий край заслонял ее лицо от солнца… Ту же самую шляпу Том носил в день нашего знакомства. Рядом с повозкой лежала большая наплечная сумка.

Если повезет, Эмма могла бы сойти за четырнадцатилетнего паренька, но, возможно, и этого было достаточно.

– Вы уверены, что справитесь? – спросила я.

– Все лучше, чем оставаться здесь, – ответила она.

Эмма забралась в повозку, а я пыталась отвлечься от ее слез, пока Саба заканчивала приготовления.

Время завтрака давно прошло, и теперь близился обед. Я спрыгнула с повозки и, заплатив конюху, стала ждать, когда Эмма медленно спустится на землю. Судя по ее виду, она плакала: лицо покраснело и опухло, поэтому я взяла на себя смелость и натянула ей шляпу на глаза.

– Вам есть на что жить? – спросила я. Мне не хотелось упоминать деньги в общественном месте, но она, похоже, и так меня поняла, похлопав рукой по нагрудному карману и сумке.

– Этого хватит, чтобы добраться до Англии. А там у меня полно друзей и родственников, которые мне помогут.

Теперь лицо Эммы раскраснелось от жары. Я боялась, что к концу дня она и вовсе сварится.

Мы помолчали минуту.

– Я действительно восхищаюсь тем, что ты делаешь, – внезапно проговорила Эмма. – Ищешь свое призвание, свой путь в жизни. У женщин на моей родине нет такой возможности.

У здешних женщин выбор тоже невелик. Только если у тебя водятся деньги. Голодай или выживай – вот и все, что у нас было.

Я пожала плечами.

– Я лишь делаю все необходимое, чтобы выжить.

– Похоже, пришло мое время заняться тем же самым.

– У вас есть защита? – спросила я.

В ответ она продемонстрировала мне пистолет в кармане.

– Храни вас Бог, Эмма.

– И тебя. – Кивнув, Эмма сжала мою руку. На ее лице читались уверенность и сомнение одновременно.

Некоторое время я смотрела ей вслед, а потом перевела взгляд на Сабу, возникшую рядом со мной.

Надо было идти – мои принципы выживания не позволяли мне стоять слишком долго посреди улицы.

Мы пробрались между рядами заполненного людьми рынка, минуя кричащих продавцов фруктов и орехов, торгующихся за мясо покупателей, и нырнули в лабиринт улиц.

На этот раз в саму церковь я не пошла: в это время Джембер должен был отсыпаться после сложной трудовой ночи. Вместо этого я привела Сабу в переулок позади церкви, который отделялся от лабиринта стенами со всех сторон, кроме одной: здесь в землю была вкопана подвальная дверь. Цепи и замка на ручках не было, значит, Джембер запер дверь изнутри. Он определенно был дома.

Я посмотрела на Сабу.

– Ты не против подождать снаружи несколько минут? Уверяю, сюда никто никогда не заходит.

Это было действительно так. Служители закона не имели власти над церковью – вернее сказать, люди уважали церковь больше служителей закона, – поэтому часть своего детства я провела при ней, чувствуя себя свободной во многих отношениях. Возможно, поэтому Джембер предпочел жить под церковью в буквальном смысле этого слова. Ни один человек не осмелился бы совершить преступление где-то поблизости. Это было самое безопасное место во всем городе.

Несмотря на это, вокруг двери имелась пара мини-ловушек. То, что здесь было безопасно, еще не означало, что Джембер доверял людям.

– И не трогай дверь, – добавила я.

Саба ободряюще улыбнулась мне и взмахом руки подтолкнула к двери. Я опустилась на колени перед небольшой решеткой рядом, с усилием потянула за нее обеими руками – створка, прежде чем поддаться, скрежетнула по металлическому проему.

Я ухмыльнулась.

Ленивый старик так ее и не починил.

Сначала я заглянула внутрь: убедиться, что путь свободен, а потом скользнула в небольшое отверстие ногами вперед. Приземлившись прямо на ящик, я вернула створку на место.

Внизу царил полумрак, лишь дневной свет слабо пробивался сквозь решетку. Я спустилась с ящика, подняв пыль движением ног. Кашель пришлось заглушить сгибом локтя. Затем с помощью паяльной ручки я зажгла первую попавшуюся под руку масляную лампу. Живи я здесь до сих пор, это помещение было бы свободно. А так оно использовалось в качестве кладовки и было завалено книгами, коробками, вазами и велосипедом. Наша маленькая кухонная печь была полностью заставлена деревянными ящиками, затвердевший слой пыли и грязи свидетельствовал о том, что в таком состоянии она находилась уже несколько недель.

Не будь дверь заперта изнутри, я бы решила, что здесь больше никто не живет.

На полу я разглядела дорожку от спальни к лестнице, ведущей ко входу в подвал, которая выглядела чуть менее пыльно, чем все остальное.

Я подняла масляную лампу и, пробравшись сквозь многочисленный хлам, откинула занавеску над дверью у дальней стены. Свет лампы проложил желтую полоску до кровати, стоявшей у стены по центру. Я глубоко вздохнула и расслабила тело, раздражение сменилось облегчением. На постели вырисовывался силуэт Джембера, лежащего на спине. Поставив лампу на комод, я увидела, что на мастере лишь белые штаны и красные кожаные перчатки, протеза на ноге нет. Надо заметить, Джембер никогда не питался лучше меня, к тому же пожилые люди переваривали пищу иначе или же вовсе меньше нуждались в ней, поэтому его тело отличалось относительно подтянутым торсом и руками. На кровати валялись стеклянные бутылки и банки, на приставном столике лежал бумажный пакет с лекарствами – определенно запрещенными.