Он усмехнулся:

— Я думаю, что вы очень умный человек. И очень опасный. Сочетание блестящего аналитического ума, интуиции и актерского мастерства может создавать иллюзию предвидения.

— Возможно, — не стал спорить я. — Но результаты говорят сами за себя.

— Именно поэтому вы все еще живы, — сухо заметил Ягода. — Ваши промышленные проекты действительно впечатляют. Но помните, один серьезный промах, одно несбывшееся предсказание…

Он не закончил фразу, но и так все было ясно.

Остаток пути мы провели в молчании. Автомобиль быстро двигался по вечерним московским улицам, которые казались мне необычайно яркими и живыми после тюремной камеры.

Несмотря на поздний час, на тротуарах было много людей, трамваи звенели на поворотах, из окон доносились обрывки музыки и разговоров.

Меня привезли на улицу Серафимовича, к серому шестиэтажному дому в стиле конструктивизма. Подъезд охранялся, но навстречу нам вышел комендант, получивший соответствующие инструкции.

— Квартира семьдесят пять, второй этаж, — сообщил он, протягивая ключи. — Все подготовлено согласно распоряжению. Телефон подключен, продуктовые заказы будете делать через меня. Завтра привезут ваши личные вещи с прежнего места жительства.

— Спасибо, — я взял ключи, чувствуя себя странно. Еще утром я был заключенным ОГПУ, а теперь получаю элитную квартиру в доме правительства.

— Машина будет ждать вас завтра в девять утра, — сказал Ягода, прощаясь. — Поедете в наркомат, оформлять документы для вашего нового статуса. Затем в ВСНХ, там уже подготовлен кабинет для вашей работы. Не опаздывайте.

Квартира оказалась просторной и светлой. Три комнаты, кухня, ванная, даже небольшой кабинет.

Мебель добротная, но без излишеств: дубовый стол, книжные шкафы, диван, кровать. На столе новенький телефонный аппарат, стопка чистой бумаги, набор карандашей. В шкафу — костюмы моего размера, белье, рубашки. В холодильнике, кстати, моей давнишней разработки, продукты.

Все продумано до мелочей, будто меня ждали. Впрочем, так оно и было.

Решение Сталина оставить меня в живых родилось не спонтанно. Он уже несколько дней наблюдал за мной, изучал мои технические наработки, возможно, даже проверял предоставленную мной информацию.

Я подошел к окну. Из него открывался вид на ночную Москву.

Огни домов, силуэт Кремля, темная лента Москвы-реки. Где-то там, в глубине московских переулков, находился мой тайный конструкторский отдел, где Сорокин, Коробейщиков и Величковский работали над танковым дизелем. А далеко на востоке, между Волгой и Уралом, раскинулся Татарский промысел, теперь преобразованный в Специальное управление.

Я должен был вернуться туда, продолжить работу над нефтяными проектами. Но теперь все изменилось.

Сталин хотел видеть меня здесь, в Москве, под рукой, готовым в любой момент дать совет или предсказание. Это создавало новые проблемы, но открывало и новые возможности.

Нужно связаться с моими людьми, реорганизовать работу. Промыслом пусть руководит Рихтер, он опытный инженер и хороший организатор. За автозаводом присмотрит Варвара. У нее отличное техническое чутье и железная хватка.

Конструкторским бюро в Москве буду заниматься лично я, но потребуется опытный заместитель. Хотя, там отлично справляется Полуэктов. Сорокин занят в металлургии, с ним там Протасов.

Мысли роились в голове, не давая расслабиться. Я механически открыл холодильник, достал колбасу, сыр, масло.

На столе уже стоял хлеб в плетеной корзинке. Налил чай из готового кипятка в термосе.

Несмотря на изысканность правительственного пайка, еда казалась безвкусной. Мысли были заняты другим.

Предстояло разработать детальный план по всем обозначенным Сталину направлениям. Промышленность, защита КВЖД, предотвращение японской провокации, сотрудничество с американцами по бурению, создание танка… Десятки задач, каждая требовала внимания и тщательной проработки.

Я достал из портфеля блокнот и начал составлять список дел на завтра. Первым пунктом — связаться с Мышкиным, он должен организовать доставку всех моих рабочих материалов из тайного архива. Вторым — подготовить распоряжения для Рихтера и Варвары. Третьим — встретиться с Полуэктовым из военного ведомства, нужно ускорить работы по танковому проекту.

Ночь уже давно опустилась на город, когда я наконец закончил писать. План получился объемным, на нескольких страницах мелкого почерка. Теперь нужно было хотя бы немного поспать перед важным днем.

Я лег на кровать, не раздеваясь. Сон не шел. В голове крутились обрывки разговора со Сталиным.

За окном медленно светлело. Новый день нес с собой новые возможности, новые риски и новую ответственность.

Я больше не был просто промышленником, инженером, директором завода. Теперь я стал советником вождя, человеком, от решений которого зависела судьба страны и, возможно, ход мировой истории.

Игра становилась все опаснее, ставки — все выше. Но выбора не было. Только вперед, только преображение этого мира, только превращение отсталой страны в сверхдержаву раньше, чем я помнил из прошлой жизни.

С этими мыслями я наконец провалился в беспокойный сон, из которого меня вырвал телефонный звонок ровно в семь утра.

— Товарищ Краснов? — раздался в трубке незнакомый голос. — Через два часа вас ждут в наркомате. Машина будет подана к подъезду.

Новый день начинался. День, который должен был изменить историю.

Глава 16

Возвращение

Мартовское утро заливало солнцем просторный кабинет Орджоникидзе в здании ВСНХ на Варварке.

За распахнутыми окнами доносился перезвон кремлевских курантов и гомон толпы. Я стоял у огромной карты СССР, где цветными флажками отмечались все предприятия промышленного объединения — от Ленинграда до Кузбасса, от Подмосковья до Урала. Впечатляющая империя, которую предстояло привести в движение с новыми полномочиями.

Серго, в неизменной белоснежной рубашке с подтяжками, энергично перебирал документы на массивном столе красного дерева. Рядом с ним замер молодой референт с золотым «Паркером» наготове.

— Ну что ж, товарищ Краснов, — Орджоникидзе поднял глаза от бумаг, — с возвращением вас. Новый статус весьма впечатляет. «Особый консультант при Совнаркоме». Мало кто может похвастаться таким положением.

Он кивнул референту, и тот бесшумно выскользнул из кабинета. Когда дверь закрылась, лицо Серго неожиданно утратило официальность.

— Чертовщина какая-то приключилась с вами, Леонид Иванович, — произнес он тише, с заметным грузинским акцентом. — Я узнал о вашем аресте только через день. Сам пытался выяснить причины, звонил Ягоде, даже к товарищу Сталину обращался…

Орджоникидзе резко встал, прошелся по кабинету, нервно поглаживая усы.

— ОГПУ никаких объяснений не давало, только туманные намеки на контрреволюционную деятельность. Я-то знаю, что это чушь собачья! — он стукнул кулаком по столу. — Вы же наши лучшие заводы подняли с нуля, нефть нашли там, где другие даже не думали копаться!

Я был тронут искренним возмущением наркома. Среди высшего руководства страны Серго выделялся горячим темпераментом и человечностью. Он мог накричать на подчиненного, но всегда заступался за тех, кого считал достойными специалистами.

— Спасибо за поддержку, товарищ Орджоникидзе, — искренне поблагодарил я. — Ваше доверие для меня много значит.