— это против арканов степняков-людоловов. Наверное, так оно и есть, но мы пока мало встречались с арканами, половцы их применяли, но только когда побеждали. Или же крылья дают шум, пугающий коней, так нет, этот шелест-свист больше психологически давит людей, что также неплохо.

Но важнее всего было то, что крылья ассоциировались с ангелами. Были те противники, кто просто бежал прочь, завидев «ангелов», даже понимая критическим разумом, что это всего лишь люди с притороченными крыльями к седлу, иррациональность, взращенная религиозными установками, требовала бежать прочь.

Как можно бить в крылья, кои будто ангельские? Вот и во время сражения я заметил, как некоторые противники ловили ступор и, в лучшем случае, действовали нерешительно, но чаще и вовсе старались избегать действий. Взрывы, огонь, напуганные животные… ангелы, а в голове француза всплывают грехи, как насиловал, как убивал, веря в то, что участием в Крестовом походе все спишется. Нет, вот оно возмездие!

Выпустив в полет арбалетный болт, за метров шестьдесят до противника, я выкинул сам арбалет. Жалко, конечно, даже такого, самого простого оружия, но не было времени его приторочить, даже на крюк повесить. Оставалась опаска не успеть перехватить удобнее пику, а я еще в своей манере встаю на стременах и подаюсь вперед, увеличивая длину и глубину поражения своим древковым оружием. Ничего, либо подберу после боя, либо еще настрогают в константинопольских мастерских. Важнее сделать, пусть и один, но выстрел, выигрывая у противника и нивелируя еще больше численное преимущество врага.

В этот раз при сшибке мне удалось поразить трех противников, прежде чем потерять пику. Минус четыре в начале боя! Это сильно, я расту! Вообще острие клина сработало удивительно профессионально. Мы пробили строй противника, отдельные схватки случились только тогда, как в бой вступили воины, бывшие в конце клина. Но там помогали лучники, которые продолжали стрелять, но уже прицельно.

Сыграла свою роль и броня. Я пропустил три удара мечом, но в самом неприятном случае останется три синяка. Доспех держал удар намного лучше, чем у противника.

Через двадцать минут крестоносцы Гийома Шато Морана маркиза де Жюси стали сдаваться. Сам же маркиз бился, этого не отнять, как лев. Он убил трех моих людей, пока я не решил вызвать маркиза на поединок.

Бесчестно, на самом деле, я поступил. Маркиз был ранен в правую руку и в левую ногу. Я же относительно здоров и даже сильно не устал. Так что был не бой, случилось избиение.

— Это было бессчетно, — разбитыми губами, шепелявя, говорил Гийом Шато Моран.

— Маркиз, у тебя было на триста воинов больше. Мы договорились использовать все возможные возможности, я использовал… даже не все. Прими поражение с честью, — сказал я.

— Какой выкуп ты хочешь? — голос пленника стал опустошенным, обреченным.

— Талант золотом, — усмехнулся я, понимая, что таких денег у маркиза нет и быть не может.

По условиям устроенного представления, одной из ставок был обоз. Я забирал все телеги, коней, все имущество, которое с собой тащил маркиз, причем, и награбленное им тоже. Так что речи о выкупе быть не может, если только мне не продать пленника, да хоть бы и какому купцу византийскому. В таком случае, в течение года, может, и двух уже купец договорится с семьей маркиза, и те вышлют деньги, или откажутся от родства с родственником-неудачником. Но стоит ли подобным марать руки? Может, и стоило бы, но выкуп ничто — имидж все. Порой поступок, кажущийся легкомысленным и глупым, может принести свои дивиденды.

— Отчего вы замолчали? — спросил я, переходя на вежливую форму обращения во множественном числе.

Зря, такое не принято, лишь королю польстить можно.

— Не будет выкупа, ты вправе убить меня, — замогильным голосом сказал пленник.

Не хочет умирать? Или так огорчен поражением? А что делать с остальными, более чем пяти сотнями пленных?

— Воевода, к нам скачет отряд… эм… бабы, — в мой шатер забежал Ефрем. — И… э… позволь плетью отходить этого франка!

— Ефрем, ты и так отомщен, а насчет баб… — тут я и сам замялся, но встрепенулся и приказал. — Нарвите, причем быстро, цветов, лучшее вино подай, оливки, финики, а еще икры.

Я понял, кто именно решил прибыть ко мне и аж сердце забилось. Понятно, что я загулялся, пошел в разнос. С императрицей того… сего… Но, при всем моем уважении ко всем женщинам, которых я имел радость познать, Алианора Аквитанская — легенда.

Считавшаяся самой красивой женщиной своего времени, своенравная, любвеобильная, но позволяющая себя любить лишь серьезным мужикам, о ней говорили, ею восхищались. Это же из-за нее, вернее ее наследства, начнется Столетняя война. Дамочка будет властной мамой Ричарда Львиное Сердце, жена двух королей и любовница еще одного, иерусалимского. Ну? И как тут быть спокойным? Для меня такой персонаж весьма интересен.

— Кто тут главный? — спрашивал звонкий, даже визгливый женский голос.

Вот интересно, а если бы я не знал французского, то, как бы понял эту девицу в кольчуге? Благо, что отрабатывал крайние контракты во франкоязычных странах, в том же Мали. А, когда возвращался, так даже работал с репетитором. Она, репетиторша, была молодой и привлекательной дамой, пусть и замужней и с ребенком… Не хорошо это, но мы общались только пару месяцев в году и точно не каждый день. И я не настаивал, мало того, так и платил по тройному тарифу за уроки, которые, действительно, между делом, проводили. Так что французский я знал, не тот, что нынче в обиходе, но общаться получалось.

— Я требую ответа! — взвизгнула девица, корча воинственную рожицу.

Ну, не к лицу женщине, особенно в этом времени, быть воительницей. По крайней мере, не такой бабе, что я сейчас видел. Это была не тренированная дева-воин, а пигалица, натянувшая на себя боевое облачение. Наверняка, и кольчугу выбирала не по принципу частоты колец или их прочности, а потому, как сидит броня, как она огибает женское тело, выделяя округлости вторичных половых признаков, ну, или по тому, насколько блестит.

— Я тут главный, — не найдя более достойного или остроумного ответа, признался я.

— Прими, как подобает королеву Франции! — то ли пропищала, то ли простонала дамочка.

— Пусть заходит! — ухмыльнулся я, предвкушая общение, может быть, с самой красивой женщиной современности.

И она зашла… Рыжая, стройная, с яркими голубыми, удивительно глубокими глазами. Женщина обладала какой-то энергетикой, заполнила собой все пространство моего большого шатра. Алиенора