Шрифт:
Закладка:
— Именно так это и работает, — развёл я руками. — Теперь вы знаете, чего ожидать. И ещё нюанс, — я выпустил свою ауру Охотника, с которой Фирсову уже доводилось сталкиваться, и одновременно с этим снова врубил на полную дар Тёмной. — Чем вы руководствуетесь, решая, сдавать меня или нет?
— Пользой Империи! — выпалил Фирсов, едва не падая на землю, и я тут же сбросил давление на него. — Чёрт! А вот на фоне этого прессинга… нет, если знать, чего ждать — то заметно. А если цель не в курсе, то и не очень-то заметно!
— Если быть точнее, Василий Фёдорович, — поправил я, — то сильный одарённый, как вы или сильнее, в любом случае заметит. А вот человек неподготовленный, слабый или вовсе неодарённый, спишет всё на то, что у него очко сыграло под давлением ауры. Да, толпу портовых рабочих можно остановить одним окриком. Или вот как вчера. Но даже одного серьёзного одарённого разве что выбесишь. Я понимаю, что вас интересует. Так вот с боевым применением полная ерунда. Против того же Фламинго, например, не сработало. Он просто чихнул.
Разливаясь соловьём, я в то же время внимательно отслеживал реакцию графа. И, кажется, он успокоился. Мои слова ложились на подготовленную почву собственных выводов Фирсова. Если бы хоть где-то они шли вразрез — эффект был бы, как от красной тряпки. Но, похоже, мой почти-что-друг и сам пришёл к схожим выводам.
И это хорошо.
— Что ж, Чернов, этот твой дар отлично вписывается в то, что я задумал, — Фирсов коварно усмехнулся. — Сыграем в злого полицейского и очень злого! Ты будешь просто злым. Нагнетай атмосферу и пугай их мной.
— После победы в войне я в своём праве и могу делать что хочу, — подхватил я идею. — Они все принадлежат мне, и прекрасно это знают. Так вот на моём фоне вы — вообще ужасный ужас.
— Именно так, Чернов! — одобрительно кивнул граф. — Как ты там говорил? Цепной пёс системы?
Дон! — начали отбивать время те самые фамильные часы, стоило нам только войти в дом.
В остальном — полная тишина. Только наши тяжёлые неспешные шаги по деревянному паркету, как знак надвигающейся беды. Мне аж самому немного жутко стало.
А чтобы жутко стало всем остальным, я выпустил свою ауру!
Дон!
С каждым шагом, с каждым ударом часов я усиливал давление. Астральным зрением я прекрасно видел собравшихся в гостиной Скёрстов и то, как проседали их ауры, сдуваясь под моим напором, по мере нашего приближения.
Дон!
Сильнее, ещё сильнее! Графу по должности полагается, пусть терпит. А остальные должны чувствовать поступь неотвратимого.
Дон!
Мы с Фирсовым вошли в гостиную. Всё семейство Скёрстов, полтора десятка старых и малых, расположились на диванах и в креслах. Все как один сидели молча и неподвижно. И даже непоседливые малыши уловили настроение взрослых, и буквально оцепенели от ужаса.
Дон!
Я думал, что сейчас Василий Фёдорович что-то скажет, однако он окинул пристальным взглядом каждого из Скёрстов, и молча потопал по паркету дальше, в соседнюю комнату.
Дон!
Открыв для меня дверь, граф обернулся.
— Мария Викторовна, — назвал он имя той самой внучки Леопольда, с которой мы уже успели познакомиться во время моего первого визита в усадьбу.
То есть как познакомиться? Я в неё револьвером тыкал.
А больше… больше Фирсов ничего и не сказал. Ни «пройдите за нами», ни «вы первая». Даже головой не мотнул. Просто «Мария Викторовна», как приговор, и холодный пронизывающий взгляд. Профессионал, что тут скажешь! Не хотел бы я побывать у него в застенках.
Дон! — ударив последний раз, часы пробили полдень, и в наступившей тишине мы отчётливо услышали, как Мария Викторовна проглотила комок в горле.
Н-да…
Кажется, тут и без дара Тёмной все напуганы до усрачки. Планочку мы с графом задрали прямо с порога.
Комната, в которую мы вошли, оказалась похожей на мини-библиотеку. Письменный стол, несколько стульев и стеллажи с книгами вдоль стен.
— Мария Викторовна, — начал я, доставая памятный девушке револьвер, — я хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Я пощадил тебя в прошлый раз, но в этот раз твоя жизнь и жизнь твоих близких будет зависеть от того, что ты скажешь графу, — я выпустил свою ауру, активировав следом и дар Тёмной, и рявкнул: — Поэтому настоятельно рекомендую говорить правду, всю правду и ничего кроме правды!
Присел даже Фирсов, а бедная Маша и вовсе готова была спрятаться под стул.
— Мария Викторовна, — повторил граф, когда сам пришёл немного в себя, — ну и как вы докатились до жизни такой?
Что отвечать на подобные вопросы восемнадцатилетняя девчушка явно не знала и… сразу же разревелась.
— Я ничего не сделала! Я ни в чём не виновата!
— А знаете, кто виноват? — буднично доставая сигарету из портсигара с изображением имперского орла, спросил Фирсов. — И в чём виноват?
— Я не… Я не…
— Вы смотрите блогеров, Мария Викторовна? Может, есть любимые?
— Я смотрю блог принцессы Анны! — схватилась за спасительную соломинку Маша.
Будь она постарше, знала бы, что не стоит хвататься за соломинки, которые подают люди из Канцелярии. Ещё глубже увязнешь.
— И всё?
— Ну почти…
— А вот история браузера вашего телефона говорит, что не всё, — Фирсов криво ухмыльнулся и прикурил. — Это вы что же, Мария Викторовна, получается, врёте?
— Я не… Я не…
И тут уже началась настоящая истерика, плавно перешедшая в откровенную экзекуцию. Графу Фирсову, честно отрабатывающему роль цепного пса системы, было откровенно насрать на то, кто перед ним.
Признаться, человек открылся для меня с новой стороны.
С таким же спокойным равнодушием налоговый инспектор смотрит на ежегодный отчёт. Его не интересует личность налогоплательщика — только то, сойдутся ли цифры. А вечером он пойдёт домой, выпьет кофе, пива или может рюмочку водки, навернёт тарелку борща, трахнет скучающую жену и включит телевизор…
Узнали мы от Маши следующее. Да, она действительно фанатка принцессы Анны, и с некоторых пор — моя тоже. Да, она действительно смотрела блоги Анонима, но лишь потому, что все вокруг его обсуждали, и ей тоже хотелось быть в теме. Что он там балаболил она особо не понимала, но беседу надо как-то поддерживать, а значит, надо посмотреть и попытаться понять, чтобы потом при случае сойти за умную.
