возможно, подумал, что не хочет больше туда возвращаться, пора уже забыть, — с психологом каждый раз мусолим. Вот те, психологом. Подумать только. Считал шарлатаны все, а лучше-то становится.

— Я рада, правда, — залезла на кровать с ногами, оставался час на посещение. — Расскажи что-нибудь.

Не Вовка, уже Отец, растрепал волосы, затем поспешил пригладить их ладошкой. Он засмеялся, заразительно, громко и начал рассказывать истории из молодости, одну за другой.

Глава 37

— Идиотка, — Юля не сдерживалась, мои слова вызывали в ней неконтролируемый порыв гнева, который она выражала, закатывая глаза и сжимая в руках горячую кружку с чаем.

Перекинула ногу через стул, приземлилась и сложила руки на спинку, подпирая подбородок. Борзини демонстративно заорал с коридора «благи», засеменил лапками, прыгнул к Юле на колени и уставился на меня. Две пары глаз смотрели осуждающе, с прищуром.

— Значит так, с Заиром всё решено, меня это совсем не устраивает, — начала громко, пока мой голос совсем не упал от сменившегося выжидания на безразличие.

Компаньоны перестали обращать на меня внимания, словно мои слова были пустым звуком, доносящимся с улицы. Юля подцепила палочками кусочек ролла и отправила его в рот, для Борзини она сняла с другого полоску лосося.

— Это всё, — Юля обвела палочками стол, на котором была разложена еда.

— Благи, — продолжил кот.

— Он заказывает нам еду уже несколько дней, прости, но теперь это касается и нас тоже.

— Вас купили за доставку, — до носа доносился запах ванили с нотками гвоздики и лимона.

Букеты цветов были повсюду. На холодильнике красные розы с пионами и малиновыми сухоцветами в бабушкиной синей вазе, на окне в банке воздушный букет из гипсофилы, украшенный по кругу перьями, вычурно, но Борзини они пришли по вкусу. Гортензии стояли за спиной, а в ведре у двери молочные пышные розы с острыми лепестками и вставками из зеленых продолговатых листьев. Последний мне особенно понравился, я даже хотела забрать его в комнату, но не решилась, Юля восприняла бы по-своему.

— Мы не профиф. — Округлые щёки раздулись, она прожевала и продолжила. — Когда заявление забирали, тогда уже всё было решено? Или когда он твоего отца в лечебницу пристроил?

Укол, болезненный, давящий, вызывающий головную боль. Пожалела, что всё ей рассказала, однако, чувство вины это вовсе бы унять не смогло. Заир сам решил так поступить, но слишком сильна была его поддержка, ощутимо, без него тогда я бы не справилась. И Стас, Боги! Не создавать же мне теперь шведскую семью.

— Ты, — ткнула в неё пальцем, ища оправдания, — тогда мне позвонила. Ты это всё устроила!

— Я не просила тебя с ним спать.

— Это, — слова застряли, подняла руки, изгибая в локтях, словно ладошками пыталась за что-то ухватиться в воздухе, — мимолётная связь. Ошибка.

— Хороша ошибка, — Юля вытерла губы салфеткой, откинулась на спинку и расстегнула пуговицу на давящих штанах. — Сразу надо было говорить, а не брать деньги и ехать играть счастливую парочку.

— Так дед его, меня бы разыскал, — смолкла, дед же всё знал, не сходится.

И Заир тогда замял эту тему. В воздухе повис вопрос, он родственников за нос водит или меня? Кода Хазар обо всём узнал, догадался или Заир сам рассказал? И, в конце концов, когда его отношение ко мне сменилось? Зацикленность, верно, у него просто нездоровая привязанность к девушкам. Голос в голове мне подсказывал, так, нездоровые отношения не выглядят.

— Ага, дед, братья, сестры. Прошлую же тоже нашли и на тот свет отправили.

— Правда? — удивилась, это бы многое объяснило.

Юля вкинула брови и засмеялась.

— Чёрт, тебе бы о Вадиме думать, а не о моей жизни. — Лицо её сразу переменилось, смех провалился, а на его место выступило сожаление, проклевывающееся, будто она в раздумьях. — Слышала, он тебе ночью звонил, уже всё просила?

— Нет, — вяло протянула, было видно, позвонит ещё пару раз, надавит на жалость, вспомнит пару счастливых моментов, сыпанёт обещаниями, и она обязательно поведётся.

Поведусь и я, на очередное сообщение от Заира.

Меня тянуло к нему, отрицать это было уже бессмысленно. Перед сном все мысли крутились спиралью, погружались в фантазии, к чертам его лица, голосу — тогда я задумывалась о том, чтобы пуститься по этой реке, отдаться течению. Перестать отрезвлять себя пощечинами, перестать думать о том, что мы не подходим друг другу, перестать сравнивать себя. Между нами ощущалась пропасть, и дело было вовсе не в финансовой стороне и родственниках, он просто был другой. Готовый прийти на помощь, добрый, заботливый. С такими людьми боишься только одного — подвести, а этим я владела мастерски.

Вот и сейчас завораживающая улыбка, с небольшими ямочками, калейдоскоп узоров в карих, светлых глазах. К таким тянутся, от таких подпитываются энергией, мне же её не хватало. Опустошенный подвал наполнялся светом, отгоняя темные мысли, не пропуская заросших паутиной углов. Наверное, все дело было в природной харизме. В положении рук, когда он вёл машину, непринужденно, расслаблено, раскручивая руль ладонью, после сжимал пальцами. Как смотрел на меня, с трепетом, нехотя отводя взгляд, как интимно касался моего плеча, уходя дорожками ниже, к предплечью, соприкасался пальцами. Мои попытки это прекратить его не забавляли, скорее он мирился с ними на время, час, пара минут, секунда, как только ему не захочется самовольно повторить. Брал натиском, упорством, он словно не хотел знать поражения, уводя меня под руку к дому у берега реки и укутывая пледом. Брошенные фразы бились о стену.

— Начинаю различать тараканов в твоей голове, — он убрал с моего лица прядь волос, провел большим пальцем по щеке, отшатнулась, — некоторые ещё прячутся, дай мне время.

— Заир, это невозможно, ты слишком упрям, — его неуступчивость ужасала, буря негодования разливалась по венам, горячила кровь.

Двинулась вдоль берега. Песчаная полоска тянулась до различимого на горизонте моста, дальше город, шум, здесь тишина, прерываемая звуками природы. До носа дотянулся запах свежесрубленных дров и дыма, из-за домов потянулась тугая серая полоска в небо, кто-то топил баню, веселился, послышалась приглушенная музыка по радио и радостные выкрики. Ноги уносили меня дальше, за течением реки, усиливавшегося от порывов ветра, где солнечные блики игрались на рябой поверхности.

Заир поравнялся со мной, сблизился плечом.

— Ты сам понимаешь, мы заигрались.

— Нет никаких игр, ты мне интересна, — он преградил собой путь, встал спереди, положил руки мне на плечи и согнул спину, пока наши глаза не встретились, — я влюблен. И ты это поняла давно, верно?

Его взгляд обнажал, дотрагивался там, куда не могли руки. Мне захотелось спрятаться, заставила себя не отводить глаз,