Шрифт:
Закладка:
Пришлось помогать. Подтянула его обратно, пододвинула чай. Дождавшись, когда он выпьет всю кружку, налила ещё.
— Рассказывай.
— Смотрит на меня целыми днями, спрашиваю, что такое? Молчит. — Мурад активно жестикулировал, сопровождая каждое слово жестом, лицо его краснело, говорил о наболевшем, было видно. — Говорит, сам догадайся. Выселила меня в соседнюю комнату.
— А ты не догадался?
— А похоже, что да? — Лицо его сделалось совсем несчастным, поник, вжал голову в плечи. — Люблю её, сил нет, а она меня не подпускает. Цветы, сладости, подарки — ничего не помогает.
— Вдвоём чем занимаетесь? — Похожее было у Юли с первым парнем, он тоже долго не понимал, а потом решил и вовсе не понимать.
— Работа, дом, жена, как у всех.
— А вместе?
— Не подпускает она меня, говорю же.
— Балда, чем занимались до этого. Хобби, развлечения, что-то есть? — Мурад молчал, взгляд его сфокусировался на стене, и начинало казать, что он ушёл в другой мир. — Чем дома занимаетесь?
— Ничем, — промелькнуло осознание, не полное, пока только коснулась его ума.
— Совсем ничего?
— Ой, идиот, — ударил себя ладошкой по лбу, спуская ниже, растягивая кожу и превращаясь в шарпея. Вот и полное осознание.
— Трутень, — Борзини прыгнул ко мне на колени, возгласы кота вовсе мужчину не удивили, более того он посмотрел на вверх, решив что это голос с небес.
— Лучше и не скажешь. Помогу тебе, но не за просто так.
— Что нужно, всё сделаю.
— Почему Айсу на тебя обижена?
Мурад сквасил лицо, говорить ему было неприятно, челюсть заходила из стороны в сторону, взгляд опустил в кружку. Посмотрев в своё отражение, он сделал глоток.
— Ошибку совершил, пошутил неудачно. — Вспоминал, кожа его горела, покрываясь красным румянцем, уши и щёки. — На помолвке веселились все, на кураже, как иначе, Эмир жениться собрался, а я молод был, глуп. Сравнил лицо невестки с мордой кобылы, я имел в виду стать, грациозность, породу, в голове то оно лучше звучало, чем произнеслось.
— Трутень, — Борзини не уходил, ластился к рукам.
— Отвратительно, — добавила, с котом мы были солидарны.
— Трутень, — продолжил кот, его забавляло это повторять.
— Как мерзко поступил, извинился?
— Эмир на улице с вертушки меня положил, а перед Айсу нет, стыдно было. — Мурад совсем поник, веки его смыкались, руки укладывались на стол.
— Извинишься перед ней, тогда помогу.
— Столько воды уже утекло. — Глаза расширились, он надеялся покаяться, а не исправлять ошибки.
— Притечёт обратно.
— Хорошо, завтра съезжу к ним. — Согласился быстро, неожиданно, либо ждал пинка, либо вопрос с Ясминой был довольно острым, а может и два сразу.
Опустила Борзини на пол, и ушла в комнату. Найдя листок и ручку вернулась.
— Вот тебе номер, Роман Иванович, тут подпишу, — чиркнула, переписывая с телефона номер. — По субботам для парочек он мастер класс организовывает, будете лепить горшки на гончарном кругу. И не испорть момент, поинтересуйся уже, чем жена твоя любит заниматься.
— Невестка, спасибо тебе, — Мурад притянул к себе листок, прижал к груди, — а дальше?
— А потом звони, будем думать.
Глава 35
— Что мы тут делаем? — Проговорила тихо, разуваясь. — Забирай вещи и поехали.
Стас переходил рамки привычного разговора в машине за стаканом с кофе. Так ловко увлек меня в родительский дом под предлогом, что сообразила я уже с натянутой улыбкой и приветствиями. Всё начинало походить на психоделическую комедию с моим непосредственным участием. Где кнопка стоп? Как остановить этот щедрый аттракцион?
— Мама по тебе соскучилась, попросила заехать. — Стас положил руку мне на спину и повёл в гостиную.
— Она меня терпеть не может.
Всегда выпроваживала, спрашивала про «болезнь» отца, а после ссоры с бабушкой на вещевом рынке, обходила меня стороной, а то и вовсе запрещала Стасу со мной общаться. Он конечно не говорил, но динамики кнопочных телефонов того времени были слишком громкими, а слух у меня хороший.
— Не преувеличивай.
Постараюсь. Тётя Маша заварила чай, поставила в центр стола торт, конфеты и выключила телевизор, стало давяще тихо. Она была явно недовольно, поправляла пальцами кудрявые белоснежные волосы, раскладывала столовые приборы, быстро, нервно, мазнув по мне серыми глазами. Стас кивнул матери, и та, сжав губы расслабилась, похоже, выбора у неё не было, как и у меня.
— Так давно не видела тебя, присаживайся как бабушка?
— Хорошо, — глоток горячего чая обжёг горло, за вещами Стас не пошёл, значит, дело было в другом, — не узнаёт меня только, на порог не пускает.
— Ужас какой, такая бойкая была.
— О, это она и сейчас такая.
— Верно, такое уже не изменить. — Мария Алексеевна подпёрла кулаком подбородок, рассматривая меня, будто решая в голове, устраивает её картинка перед глазами или нет. — А отец как?
— Пьянствует, — не знала, рассказывал ли ей Стас что-то, таить не стала, да и смысла не было.
Тетя Маша заговорчески уставилась на сына, подняла — опустила брови, качнула головой. Стас не обращал на неё внимания, даже мои ответы не вызывали в нём никаких эмоций. Сухой, сдержанный, как обычно.
— Ладно, пусть оно так и будет, сам решил.
— Решил, — повторил он, подмигивая мне.
А меня кто-то спросил? Влазить в разговор не стала, но прекрасно понимала, о чём шла речь. Не сдавался, не понимал, упрямо действовал, не беря в расчёт сторонние факторы, например, моё мнение. Кто знает, если бы он тогда был таким упрямым, может быть что-то и получилось, сейчас нет. Спустя такое время я не видела в нём мужчину, как не пыталась, приятели — да, знакомые, друзья, но только не влюбленные. Не было между нами страсти, и кто знает, будет ли вообще.
— Ничем ты не изменилась, по лицу всё видно, — Тётя Маша умела рубить с плеча, сбрасывая любезную маску, так, чтобы кусок в рот не лез, в пот бросало, — хватит нос воротить, взрослая уже, нечего из сына моего верёвки вить.
— Мама, — голос Стаса стал грубым, таким только преступников раскалывать.
— Так, я не, — закашлялась, голос осип, — мы друзья.
Мария Алексеевна ухмыльнулась, морщинка на её глаза стали глубже, уходили к вискам. Недовольна она была выбором сына, а теперь ситуация и вовсе стала её забавлять.
— Слышал что говорит?
— Мама.
— Мы кстати за вещами приехали, — пусть делает что хочет, всё равно ничего не получится, я тоже могу быть упрямой, — ты будешь их забирать?
Благодарности должен был быть придел. Надоело. Его наглость и упорство переходили все возможные пределы моего терпения, пусть пожалею, потом, когда отец опять напьётся и угодит в обезьянник.
— Да? Вот оно как. — Тётя Маша засмеялась,
