рукой приподнял кровать.

— Да, а что такое?

Он уже ничему не удивлялся, подтянул ногой инструмент и опустил угол кровати. Осмотрел топор, проверил режущую кромку пальцем на остроту.

— Таким и правда, только гвозди забивать.

— Вот и отлично, — натянула штаны, поправила растянувшуюся футболку и направилась на кухню. — Что там у нас осталось?

— Ковролин на балконе, гамак для Бозини. — Заир загибал пальцы, перекинув топор через плечо.

— Благи, — кот шёл следом.

— Дверь скрипит в ванной. — Подхватила Юля.

— Сделаем, — Кемаль задорно подтолкнул Юля боком к столу, та ущипнула его в ответ. — Сетку ещё надо поменять, комары надоели.

— И ручка шкафа, — резюмировал Заир.

— Её уже починила, теперь не отлетит. — Все покосились на меня и переглянулись с ухмылкой.

— Ада, мастер на все руки, — Юля засмеялась, выхвалила у Заира топор. — Помниться, она им в прошлый раз банку варенья открывала.

— Как? — спросил Кемаль.

— Как бутылку шампанского по-гусарски саблей, — Она забралась на диванчик с ногами, и жестами начала изображать меня в тот момент, корча лицо. — А после в больницу поехали.

— Уронила банку на ногу? — предположил Заир.

Юля закивала болванчиком.

— Хватит уже, я хотела попробовать, что тут такого?

Ответа не последовала, кухня наполнилась гулом всеобщего веселья. Не смогла удержаться, улыбка сама собой появилась на лице. Запомнить бы этот момент, отпечатать его в памяти, чтобы возвращаться снова и снова. Я разглядывала их лица, ямочки, подобравшиеся морщинки, оттенки кожи, наклон головы. Заметила, что стала перенимать привычки. Закатывать глаза как Юля, держать горячую кружку за донышко, позволяя ладони ощутить весь жар напитка, подобно Кемалю, про Заира и думать не хотелось.

— Надо мухобойку электрическую купить, — рука Заира отказалась на моей талии, под футболкой, а сам он пересел вплотную.

— Невестка, сетки хватит.

— Нет, Кемаль, такая сетка его не удержит.

Заир спрятал улыбку за глотком чая, ткнул Кемаля под столом ногой, чтобы он перестал докапываться, про каких именно комаров идёт речь.

Мне захотелось отобразить эти дни в своей скульптуре, символом сплоченности. Единство должно было выступать не явно, не сразу выдаваться на развлечение глаз, быть неким таинством. Плавная переносица, слабость в разговорах, легкость в тишине. Линии уходили к спинке с небольшой горбинкой, она отражала не прямую неотъемлемую близость, а природный уступ, созданный подобно самой жизни. Из ничего в верх, от зарождения товарищества, его кульминации, вниз, поглощённая семьёй и заботами. Дружба не исчезала, она перетекала крыльями к основанию, становилась частью нас, не заканчивающаяся смертью. Кончик вздёрнутый, озорной — от детства к старости, где не было или уже не может быть преткновений. Любопытство, восприимчивость, уязвленность пряталась у основания, темными овалами, соединённые перегородкой, столбом всей конструкции.

Ни порода, ни стать, нос отражал силу, запрятанную с рождения, выращенную стараниями и дополненную окружающими. Жить, любить и передавать.

— А он должен к чему-то крепиться? — Кемаль склонился надо мной.

— Конечно, что за глупый вопрос, — Юля сбоку, голова в голове с парнем.

— Идите уже, не отвлекайте, — Заир сел позади, обнял меня своими руками, по спине ощущался жар. — Ада работает, а вы?

Слышала их в пол уха, полностью погруженная в процесс.

— А мы что? Всё же сделали.

— Кемаль, что-то супчика захотелось, — протянула мучительно Юля, поглаживая живот, и сетуя на отсутствие обеда. — Долго готовить?

— Сейчас сделаю. Какой хочешь?

Кемаль дернулся, слишком резко развернулся к девушке, их носы соприкоснулись. Замерли, будто пойманные в ловушку, покраснели и шарахнулись друг от друга, как от электрического жала.

— Бжиг, — Борзини распевал это слово, растянувшись в гамаке.

Глава 39

Отреставрированное здание мастерской таило в себе историю, запах старины витал в воздухе, напоминал, что ни прошлое, ни настоящее заботы не будут. Сохранится фундаментом, напомнит скрипом половиц, послышится щебетанием птиц за окном, как семена, потомки былых времён, позволит насладиться прохладой ветвей ветхого дуба. Оно запечаталось в земле прахом и костями, оставляя призрака, который дополнится нами.

Время циклично, оно делает поворот, и стрелка начинает новое движение, всё по тем же, скалам, где ступни сбивались в кровь, вскрывая рубцы. Обтесать, изменить путь — слишком поздно, стрелка начинала ход, указывая на ошибки.

— Ада, — раздалось со стороны.

Голос Стаса звучал оглушительно громко, за эти дни совсем о нём позабыла. Короткие звонки сбрасывались, на сообщения отвечала сухо. Однако, этой неожиданной встрече я была рада вдвойне, нужно было с корнем вырвать недопонимание, да и у Заира вовремя образовались дела, не помешает.

Перемены будут, обязательно. Проникнут желанием через кожу, будут ощущаться онемением пальцев, заставят проснуться раньше, а то и вовсе породят ноющее давление мышц, желание избавиться от старой ноши, обновиться. Отец. Стас. Бабушка. Треугольная тюрьма, создаваемая моим терпением, молчанием, позволением. Больше такой возможности я им не предоставлю.

Стас открыл дверь своей машины, вышел, махнул головой в сторону соседнего места. Нет, так дело не пойдёт. Караулил меня, ждал, позволил лишнего, теперь всё будет исключительно по моему желанию. Он не дождался, хлопнул дверцей.

— Я как раз мимо проезжал, хорошо, что встретились, — он наклонился меня обнять, — Я заезжал вчера, твоя Юлька меня на порог не пустила.

Вот значит, чем она занималась, пока мы ездили по магазинам.

— До урока полчаса, пойдём, проведу тебе экскурсию.

Сложно, невероятно тяжело собраться, когда голубые глаза смотрят с такой искренностью и теплотой, словно детские. Открытая широкая улыбка, тень смущения на загорелом лице. Прислушалась, не было ничего, только теплота дружбы и благодарность, за помощь которую я не просила, но без которой пришлось бы туговато.

— Я хотела с тобой поговорить, — начала издалека, провела его через открытый, залитый солнцем холл, с витражными стеклами до потолков.

Полукруглый изгиб лестницы уводил на второй этаж, к длинному широкому коридору и открытому арочному балкону в самом конце.

Он понял, почувствовала или увидел по лицу. Замедлил шаг, взгляд его поднимал по пилястрам к высокому потолку. Штукатурка где-то трескалась, красочные рисунки на разные руки крошились.

— Я подожду окончания урока, можем съездить

— Не стоит, — оборвала, Стас нервно повёл головой, разминая шею. — Я только хотела сказать, что если тебе когда-нибудь понадобиться помощь, не откажу. Ты сделал много для меня и отца. Но возникли обстоятельства.

Взгляд замер, ноги становились ватными. Почему я сказала именно это? Даже сейчас я не могла выкинуть из головы Заира. Нет, всё прозвучало вовсе не так, как предполагалось. Заир никак бы не повлиял на моё решение.

— Да, и какие? — Стас оскалился, глаза его блеснули. — Аббасов Заир Руфатович?

— Пробил уже, быстро, — Стало быть, у дома он тоже меня пытался караулить.

— Любишь его? — Синева глаз покрывалась