⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Война до победного конца!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Да здравствует свободная Россия!

⠀⠀ ⠀⠀

А на одном флаге написаны сразу две строчки:

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Вечная память героям,

⠀⠀ ⠀⠀ погибшим в борьбе за свободу!

⠀⠀ ⠀⠀

Люди идут с этими флагами и поют особенные песни. Мишка слышит такие песни в первый раз:

«Отречемся от старого мира!»

Или:

«Вставай, поднимайся, рабочий народ!»

И все люди веселые, все улыбаются. И как-то очень хорошо, но одно непонятно:

Рабочие идут — поют. И с ними дядя Гриша поет. Солдаты идут — поют. И с ними Иван Сидорович Вотинцев идет — поет.

Но и офицеры тоже идут. И живоглот Маевский с ними идет — поет. И у него — красный галстук.

Маленькая Мишкина мама стоит с красным бантиком. А рядом с ней — Отец Симки Знаменского, такой важный барин. И он тоже с красным бантиком. И у него даже бантик больше и покрасивее.

Как-то не так получается…

Из собора на площадь вышли попы-священники с иконами. Все они — в золотых пальто. И главный священник стал громко читать, что царь Николай отрекается от престола. А как он прочел, все попы стали молиться — радоваться.

А почему они радуются? Сами же учили петь «боже, царя храни», а теперь радуются, что царя нет.

Опять как-то не так получается…

А после было интересно только одно: как солдаты ходили по городу и скидывали все вывески, на которых были нарисованы царские двухголовые орлы.

Подойдут туда, где была полиция или еще куда-нибудь, подденут вывеску штыком и выворачивают. Некоторые вывески вывертываются с гвоздями; гвозди скрипят да скрипят, когда выходят, а потом бух! — и вывеска уже на земле. А другие вывески трещат и немного ломаются и тогда их роняют кусками.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Новое слово — „большевики"

⠀⠀ ⠀⠀

А на другой день, когда Мишка пришел в школу, оказалось, что революция уже прошла и все стало по-старому.

Только полицейские исчезли, а больше ничего не изменилось.

Стоит, как и при царе стояла, большая тюрьма. И горят золотые звездочки на тюремной церкви. И сияет золотой крест.

И все лавочки и магазины целы. И вывески на них целы. Вывески с магазинов не выворачивали штыками.

И офицеры так же учат солдат воевать и гонят их на войну.

И в школе все по-старому, только не поют «боже, царя храни». И вместо царских портретов только два светлых пятна на стене, так что видно, что тут что-то висело, а потом сняли.

И еще долго все было по-старому. А потом появилось новое слово — «большевики».

Мишка услышал это слово, а не знает, что оно значит. Побежал к маме. Мама как раз развешивает белье.

— Мама! Мама! Большевики — это что?

— Кто-о-о? — не поняла мама.

— Боль-ше-ви-ки.

Мама подумала и сказала:

— Вечно ты что-то путаешь!.. Нет такого слова!

— Нет, есть!

Мама очень не любит, когда Мишка спорит. Она рассердилась, а потом сдержалась. Пошла в комнату, а вышла оттуда со своим пузатым словарем:

— Ищи! Читай!

Мишка стал искать это слово, хотя искать очень трудно — долго и буквы в словаре очень мелкие.

«Большой»… «Большущий»… Ага! Вот оно!.. Ой, нет, не оно: «Большак». «Большак» — старший сын… Или вот еще: «Большак» — большая дорога. А еще есть «Большинство»… А «Большевиков» нет!..

— Вот видишь! Я же тебе говорила, что такого слова нет!

Но вдруг из-за забора звонкий веселый голос:

— Есть такое слово, Марья Ивановна!

Это кричит дядя Гриша, Сережкин отец.

— Не знаю! — смущенно сказала мама. — Нас не учили такому слову.

— Не тому вас учили, дорогая Марья Ивановна!

— И в словаре нет такого слова!

— Нет, так будет!

— Не знаю, не знаю, — скороговоркой сказала мама и убежала в комнату. Конечно, ей неудобно, что не знает.

А на завтра это новое слово «большевики» вдруг объявилось на Пупыревской площади.

На этой площади — базар, Пупыревский базар: четыре длинных деревянных прилавка под длинными деревянными крышами.

С одной стороны против базара — мясная лавка Фарафонова. Дверь у лавки всегда настежь, а у двери всегда стоит сам Фарафонов — толстый, красный, в окровавленном фартуке.

А с другой стороны базара — низенький домишечко, обшитый досками. И на крыше этого домика вывеска — 36 букв, как давно сосчитал Мишка:

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Здесь живет Петр Григорьевич Фалалеев. Тот самый, который тогда дал денег Сережкиной матери и напоил ее водкой и еще сказал: «Выпьем за твоего сокола!»

Так вот на этом домишке появилась новая вывеска, а на вывеске — это новое слово:

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Мама говорила, что нет такого слова. А как же нет? Вот оно тут — на вывеске!

А эта Фалалеевская фотография вообще какая-то загадочная.

Во-первых, в нее часто ходят одни и те же люди. Ходят почти каждый день и сидят там по два да по три часа.

А кто же станет сниматься каждый день?

Во-вторых, когда ходят сниматься, так наряжаются. А в эту фотографию ходят и совсем не нарядные: в чем работали, в том и приходят.

Сережкин отец бежит с работы весь в масле да в копоти, и в таком-то виде да сниматься.

Что-то тут не так.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Про черный флаг

⠀⠀ ⠀⠀

Но скоро не пришлось следить за фотографией: не дал следить Симка Знаменский.

Вот как это получилось:

Оказалось, что есть большевики. А потом оказалось, что есть еще какие-то меньшевики. И еще есть какие-то. И все они с красными флагами.

И Мишкина мама никак не может разобраться, кто из них за что стоит.

А еще есть какие-то анархисты. Их легко отличить: у них нет красного флага, у них черный флаг.

И Симка Знаменский стал анархистом.

Анархистом быть выгодно. Даже тетя сказала, что выгодно.

Анархисты заняли большой дом против Кардаковского магазина и повесили над ним свой черный флаг. А в этот дом раньше собирались барины и барыни, пировали и танцевали и еще играли в карты. И тут тысячи бутылок всякого вина и еще ящики карт.

И Симка сразу принес домой целую корзину! Вверху — карты, теперь можно всю жизнь играть в дураки. А внизу