– Хорошо. Тогда я зафиксирую нарушение порядка и дисциплины, и ты останешься здесь, пока не одумаешься. Мне все равно. Тебе решать, сколько ты тут пробудешь.

Его не обрадовало мое решение. Я ждала, когда он клюнет на наживку.

– Сажайте его на сканер первым делом каждое утро, – проинструктировала я персонал ШИЗО. Сотрудники провели обыск с раздеванием и поместили его в камеру, а я написала бумагу, согласно которой он должен был оставаться в ШИЗО до тех пор, пока телефон не окажется у нас.

Было невозможно угадать, сколько сможет продержаться пищеварительная система Патрика.

Кроме того, была вероятность, что он засунет телефон обратно сразу после того, как он покинет организм (мне мерзко думать о подробностях). Со временем, правда, Патрик бы сломался. Это всегда случалось. Есть предел нахождения в одиночной камере, который может вынести человек.

Через два дня мне позвонили из ШИЗО, но это был не тот разговор, которого я ожидала.

– Босс, телефон все еще у Патрика, но он хочет отдать нам его, – сказал дежурный надзиратель.

Что-то в этом предложении было не так.

– Тогда скажите ему сдать его.

Возникла пауза.

– Он бы сдал, но не может. Телефон застрял!

Черт побери! Только этого мне не хватало: нарушения порядка, переросшего в угрозу для здоровья. Неудивительно, что парень морщился. Господи.

– Ладно, оставьте это мне, – простонала я.

Пришла в отдел здравоохранения, где находились врачи и медсестры. Он располагался в корпусах Ж1 и Ж2 в другой стороне тюрьмы. В Ж1 находились заключенные с психическими расстройствами, а в Ж2 – кабинеты и палаты. Заключенным с психическими расстройствами и другими заболеваниями обеспечивалась круглосуточная медицинская помощь.

Новость о телефоне, застрявшем в заднице одного из заключенных, удивила дежурного врача не меньше, чем меня.

Это был не тот врач, который имел дело с Райаном Фолкнером: тот уволился. Я прикусываю язык, чтобы не сказать о нем еще что-то нелицеприятное. Теперь врачом была женщина, и она сразу пошла осмотреть Патрика. Пусть лучше она, чем я.

Новость о застрявшем телефоне распространилась по моему офису. Все шутили. Это был обычный черный тюремный юмор, помогавший нам выживать изо дня в день. На какой еще работе вам пришлось бы решать подобную проблему?

Я приготовилась к худшему. Наш медицинский персонал неохотно извлекал посторонние предметы из заключенных, поскольку у нас не было средств, которые обеспечили бы безопасность пациента при непредвиденных обстоятельствах. Короче говоря, мы не могли провести хирургическое вмешательство.

Врач перезвонила мне и произнесла страшные слова:

– Ему нужно в больницу.

Как вы уже знаете, я ненавидела вывозить заключенных за пределы тюрьмы, и на это были причины. Тем не менее Патрик вряд ли относился к категории хитрецов, способных сбежать. Ему с трудом удалось спрятать телефон, и ему точно не хватило бы ума спланировать побег из тюрьмы. Я была уверена, что он не специально сделал так, что телефон застрял в заднице.

Я позволила главному надзирателю Энди организовать сопровождение в Хаммерсмитскую больницу.

Уверена, вы будете рады услышать, что телефон успешно извлекли. Это была Nokia 3310, на которой можно было играть в «Змейку». Телефон поместили в пакет и вернули в тюрьму, как и Патрика (к счастью, не в пакете). Его передали Джастину, ответственному за связи с полицией, а тот сдал его команде по борьбе с коррупцией, сидящей в головном офисе. Команда хакеров должна была скачать информацию с телефона и изучить ее. Мобильные оставляют самый большой след. Они могут рассказать, что вы смотрели, что читали, что сказали, где были, с кем контактировали и т. д.

Я была рада, что разбор телефона не входил в мои обязанности. Как представлю, что мне пришлось бы прикасаться к кнопкам… Фу!

21. Какой бардак!

Уормвуд-Скрабс, апрель 2008 года

– Вы что, шутите?! – воскликнула я, уставившись на первую страницу газеты «Сан». – Как, черт возьми, это произошло?

Я была в ярости. Это должно было ужасно отразиться на всех нас. Мой отдел будет выглядеть плохо. Надзирателей, отвечающих за порядок в корпусе, распнут. Вся тюрьма будет выглядеть нелепо, что само по себе было преступлением. Мы усердно – и успешно – работали над тем, чтобы сделать Уормвуд-Скрабс одной из самых безопасных тюрем в стране. Неожиданно заключенный сфотографировал на нелегальный мобильный телефон нашего местного знаменитого наркомана, отправил фото в таблоид, и – БАМ! – мы оказались на первой странице. Нас обвиняли в слабой охране.

«Эти фотографии – самое громкое нарушение тюремной безопасности такого типа с тех пор, как фотография “Сохемского убийцы” Йена Хантли в его камере в тюрьме Вудхилл, расположенной у Милтон-Кинса, была сделана репортером под прикрытием».

Несправедливо. Если вы не догадались, я была в гневе. Я ненавидела журналиста за статью и прессу за то, что она снова выставила тюремную систему в негативном свете. Еще я ненавидела Пита Доэрти, солиста группы «Babyshambles» (а позднее и «The Libertines») и бойфренда супермодели Кейт Мосс, за то, что он превратил мое утро в цирк.

Да, он мне очень не нравился, потому что нахально вел себя с того момента, как поступил в Уормвуд-Скрабс 12 дней назад.

В течение нескольких месяцев, предшествовавших аресту, Доэрти хвастался своим употреблением наркотиков налево и направо.

Он думал, что находится выше закона, потому что был своего рода «рок-звездой» (я не зря беру это слово в кавычки).

В газетах появлялось много статей о его употреблении героина и бурных отношениях с Кейт Мосс. В итоге полиции все это надоело, и суд направил его в Уормвуд-Скрабс на три с половиной месяца в наказание за неоднократное нарушение условий освобождения под залог (ранее ему было предъявлено обвинение в хранении наркотиков). Суд назначил ему лечение от наркозависимости и анализы, поскольку у него обнаружили различные наркотики, включая героин, крэк-кокаин, марихуану и кетамин, но он не прошел необходимые тесты.

До этого Доэрти отбывал срок в тюрьме только один раз. В сентябре 2003 года он отсидел два месяца из шести за проникновение в квартиру Карла Барата, товарища по музыкальной группе. Он представал перед судом более 15 раз с 2004 года, но ему каким-то образом всегда удавалось избежать тюремного заключения. В сентябре 2004 года его приговорили к четырем месяцам условно после того, как он признал себя виновным в ношении складного ножа.

Справедливость наконец восторжествовала. Теперь, когда я занимала должность заместителя начальника отдела безопасности и управления, он был моей проблемой. Как и в случае с Роуз Уэст, мне нужно было уберечь его от опасности. Велика была вероятность, что он отсидит только половину срока, поэтому мне хотелось продержаться шесть недель без негативной огласки.

У нас было полчаса на подготовку к грандиозному прибытию Доэрти. Суд предупредил нас, когда он уже был на пути к нам в тюремном фургоне. В мои обязанности входило обеспечение безопасности при приеме в тюрьму, поэтому