в отделение неотложной помощи, я увидела, что у Стива сильно трясутся руки. Джон и Дженни оживленно разговаривали, но произносили какую-то бессмыслицу. Было очевидно, что все трое находились в состоянии сильного шока.

Я не знала, что сказать. Любые мои слова вряд ли смогли бы улучшить ситуацию.

– Никто не пострадал?

Все они слегка покачали головами.

– Расскажете, что произошло?

Стив попытался заговорить, но звуки застревали у него во рту. Джон вмешался.

– Мы не знали, что происходит, – выпалил он. – Подъехали к больнице, а затем что-то влетело в нас сзади.

– Я сначала подумала, что это какой-то сумасшедший водитель мчался в отделение неотложной помощи, – сказала Дженни. Джон кивнул.

– Да, а затем началось. Кто-то закричал водителю открыть заднюю дверь, и в тот момент мы все поняли. – Его голос задрожал.

– Не торопитесь, – успокоила я его.

Он выдохнул.

– Мы знали, что это произойдет, и приготовились открыть двери.

Мне казалось, что я была там с ними. Ощущалось напряжение.

– Мы увидели двух мужчин в балаклавах. Они знали достаточно, чтобы ни о чем не спрашивать Стива. Один из них приставил пистолет к моему лицу и сказал, что, если я не дам ему ключи от наручников, он вышибет мозги сначала мне, а затем всем остальным.

Я резко вздохнула.

– Боже мой!

– Поэтому я дал ему ключи, – нерешительно добавил Стив.

– Ну разумеется! – сказала я, сжимая его плечо. – Ни один заключенный не стоит вашей жизни.

Вряд ли я могла ненавидеть Фолкнера еще больше.

– Он пошел с ними добровольно? – спросила я. Его могли забрать не товарищи, а конкурирующая банда, которая на него охотилась.

– Да, добровольно, – усмехнулся Джон. – Он сел в «Вольво», и они умчались.

Наручники все еще свисали с запястья Стива. Он выглядел наиболее травмированным. Я не знала, что сказать.

– Мы позвонили в полицию, – сказала я горько. – Может быть, теперь они потрудятся приехать.

Мне хотелось наброситься на каждого, кто меня подвел.

Я изо всех сил старалась успокоить команду, предлагая старое доброе лекарство: чашку чая прямо из больничного автомата. Вместе со всеми ждала прибытия полиции. Мы надеялись, что показания моих коллег помогут поймать этих мерзавцев – Фолкнера и его сообщников.

Обратный путь к Уормвуд-Скрабс был пройден с тяжелым сердцем. Я бы злейшему врагу не пожелала того, что пережили Джен, Стив и Джон. Такая травма грозит серьезными долгосрочными последствиями. Вы никогда больше не захотите участвовать в сопровождении и будете постоянно оглядываться в ожидании засады и дула пистолета, приставленного к вашему лбу. Я понятия не имела, удастся ли моим коллегам восстановиться. Все, что я могла для них сделать, это быть рядом.

Полиции потребовалось всего несколько дней, чтобы поймать Фолкнера. Он прятался в доклендском доме на востоке Лондона. Еще предстояло выследить его сообщников, бросивших серебристый «Вольво» в Илинге. Фолкнера незамедлительно включили в реестр преступников, предпринявших побег, и направили в тюрьму максимально строгого режима Белмарш. Теперь он обязан был носить нашивку, чтобы выделяться из толпы: желтую полосу на зеленом комбинезоне.

Я была рада, что мне никогда больше не придется смотреть ему в глаза.

Началось масштабное расследование произошедшего. К счастью, никого из сотрудников Уормвуд-Скрабс не признали виновным. Что еще мы могли сделать? Нас бы осудили, какое бы решение мы ни приняли. Правда, я была благодарна за то, что наши пути с тем врачом больше не пересекались. Он уволился вскоре после начала расследования. Ну и хорошо.

Тем временем мне нужно было продолжать нормально работать.

К сожалению, я не чувствовала себя нормально. Казалось, что на шее лежит мертвый груз из чувства вины, затяжного гнева на врача и постоянного беспокойства о благополучии персонала. Он вдавливал меня в землю с каждым шагом, который я делала, патрулируя корпуса и периметр.

Но из-за своей работы нужно было высоко держать голову. Я не могла показывать, что на моих плечах большой груз. В мгновение ока мог произойти новый кризис: суицид путем повешения, нападение, бунт. Что бы ни случилось, мне нужно было быть к этому готовой, выглядеть уверенно и показывать своим видом, что я могу принимать важные решения. Такова была моя обязанность – оставаться титановой, хотела я того или нет.

Мы с Кэролайн полагали, что Фолкнер использовал тайно пронесенный мобильный телефон, чтобы сообщить своей банде: его везут в больницу. Вот о чем я говорила, рассказывая, что телефоны – один из самых опасных видов оружия в тюрьме. Проклятие нашей жизни.

Лучший способ вынести хорошее из плохой ситуации – учиться на своих ошибках. Мне нужно было сосредоточиться на разработке еще большего числа стратегий, способных предотвратить контрабанду телефонов, и поднять ставки в нашей непрекращающейся битве.

19. Беги, негодница, беги!

Холлоуэй, 15 мая 1994 года

В 1994 году в тюрьме Холлоуэй у заключенных, предпринявших попытку побега, не было специальной униформы, в которой они выделялись бы из толпы. Тем, кто был склонен к побегу, разрешалось носить обычную одежду, как и всем женщинам. Даже сегодня женщины-заключенные могут не носить тюремную униформу. Все это благодаря закону, принятому в 1971 году. Исследования показали, что женщины-заключенные лучше следовали правилам, если им позволяли носить их одежду. Полагаю, психологически это позволяет им чувствовать себя более свободными и связанными со своей прежней жизнью, что оказывает успокаивающее воздействие.

Стоял теплый воскресный день. Солнце светило, небо было бирюзово-голубым, и женщины из Холлоуэй, в том числе и я, надели одежду с короткими рукавами, чтобы не было жарко. Я, как старший надзиратель, заступила на дежурство в пункте управления, центре тюрьмы. Он выглядел именно так, как вы себе представляете, с мониторами камер видеонаблюдения и большой картой тюрьмы на стене, на которой загорались маленькие лампочки при нажатии на тревожную кнопку или срабатывании пожарной сигнализации. Мы управляли телефонным коммутатором, и у нас был микрофон для связи с радиостанциями по всей тюрьме: рациями и т. д. Мы отслеживали все передвижения заключенных и транспортных средств на территории тюрьмы. Более того, у нас было полицейское радио, которое позволяло нам слушать разговоры сотрудников полиции. Это было очень полезно, поскольку так мы узнавали о любых серьезных происшествиях в нашем районе, которые нам требовалось отслеживать.

Один из надзирателей смотрел на мониторы, пока я записывала имена заключенных, которые приходили из разных корпусов на зарядку. У нас была огромная маркерная доска, на которой мы отмечали все передвижения. Не забывайте, что это было больше 20 лет назад. Сейчас все компьютеризировано.

Почти все заключенные вышли в четыре тюремных двора, чтобы насладиться великолепной погодой. Мы старались выводить заключенных на улицу как можно чаще, так как это улучшало общее настроение и ими становилось проще управлять.

Мелани Майерс была одной из тех, кого мы называем проблемными заключенными. Во всех смыслах.

Она пробыла в Холлоуэй всего месяц, а ее уже внесли в реестр склонных к побегу. Ей было всего 19 лет, и, по