Я постоянно стремилась к тому, чтобы безопасность внутри тюрьмы была на высоте, поэтому, когда у нас появилась возможность стать первой тюрьмой в Великобритании, которая сможет опробовать технологию обнаружения мобильных телефонов, я сразу за нее ухватилась. «Да, спасибо большое, мы согласны», – сказала я Лондонской группе по борьбе с коррупцией в тюрьмах.

Я гордилась отношениями, которые мне удалось установить с антикоррупционной группой в штабе. Когда я только пришла в отдел безопасности, коммуникация между нами была нарушена. Как в случае с офисом, который мне пришлось реорганизовать, у нас было все для работы, но функционирование не шло гладко. Теперь у меня были ежемесячные встречи с оперативной группой, на которых мы обсуждали, кого мы подозреваем в коррупции и какие меры необходимо принять, чтобы поймать коррумпированных сотрудников с поличным. Так у нас появился Джастин, ответственный за связи с полицией, который работал в отделе сбора информации.

Детекторы мобильных телефонов работали примерно так же, как устройства, распознающие, что вы смотрите телевизор без лицензии. Они улавливали сигнал, если телефон был включен. Эти устройства были похожи на рации: маленькие и черные, мигали зеленым, если фиксировали сигнал. Количество мигающих делений увеличивалось по мере приближения к мобильному телефону или уменьшалось, если вы удалялись от сигнала.

Такие детекторы идеально подходили для прогулок по коридорам мимо камер.

После всех драм, с которыми мы столкнулись, мне не терпелось скорее опробовать их и стереть улыбки с лиц тех заключенных, которые думали, что обвели нас вокруг пальца. Это была награда за все те проблемы, которые создали нам мобильные телефоны.

Я собрала команду. Мне было приятно, что столько сотрудников вызвались опробовать устройство. Пятнадцать надзирателей пожертвовали временем, которое могли провести с семьей/любимым человеком, или спокойным вечером в одиночестве, чтобы вернуться на работу к 21:00 и помочь мне навести порядок в тюрьме. Ничто не вызывало у них большего восторга, чем найденный телефон, потому что это была большая победа. Я купила всем сэндвичи и напитки в знак благодарности. Всегда замечала, что люди работают лучше, если они сыты.

Я старалась сохранять операцию в тайне, насколько это было возможно. Только несколько человек, включая начальника тюрьмы, знали, чем мы занимались той ночью. Это было необходимо, чтобы избежать саботажа.

Достаточно было, чтобы один заключенный узнал об операции заранее или услышал, что мы собираемся вернуться вечером, чтобы сообщить об этом всему корпусу. «Охрана в корпусе!» – закричал бы он как можно громче, чтобы оповестить всех. Заключенные вскочили бы, начали колотить по дверям и кричать так, чтобы их услышали и в других корпусах. В таком случае мы могли бы даже не заморачиваться. Поэтому скрытность была ключевым условием.

Наши крупные и крепкие надзиратели, ходившие на цыпочках и сжимавшие в руках детекторы мобильных телефонов, напоминали мультяшных персонажей.

Все это время я была с ними. Ходила по коридорам, поддерживала и направляла. Надзиратели вытаскивали заключенных, в камере которых был обнаружен сигнал, а я разговаривала с коллегами, пока камеру обыскивали.

– Отличная ночь для рейда! – сказала я, раскачиваясь на каблуках.

Камеры обыскивали профессионально. Все, что вы слышали или видели об обысках в телешоу, – полная ерунда. Два надзирателя обыскивают камеру по кругу и встречаются в середине. Большинство заключенных нормально к этому относились, понимая, что это неотъемлемая часть тюремной жизни. Никто не вышел из себя, поэтому перевод в ШИЗО был отложен до утра.

Мы хорошо провели ночь. Обыскали около десяти камер, прежде чем операция была сорвана чересчур предусмотрительными заключенными. Шесть мобильных телефонов, марихуана и героин были переданы надзирателю, который их пометил и положил в пакеты. На следующее утро телефоны отправили в антикоррупционный отдел, чтобы их проанализировали на предмет всего, что могло представлять угрозу безопасности. Информация была загружена и сопоставлена с криминальной базой данных, в которой также находились номера телефонов всех сотрудников тюрьмы. Наверное, вы уже догадались, куда я веду.

Короче говоря, в одном из телефонов нашли нечто откровенное. Я бы сказала, даже слишком.

23. Секрет полковника

Уормвуд-Скрабс, 8 августа 2008 года

Утром после рейда я чувствовала себя чуть менее бодро, чем обычно. Ушла с работы в час ночи и вернулась за свой стол к половине восьмого утра. Потерла глаза, зевнула и услышала стук в дверь.

– Патриция! – воскликнула я. Надзирательница, стоявшая передо мной, была нашей главной подозреваемой в коррупции. Чего она хотела?

– Рада вас видеть, заходите! – сказала я, натянув улыбку. – Прошу! – Я кивнула в сторону стула. – Садитесь.

Она казалась возбужденной, даже агрессивной.

– Я слышала, что я под подозрением, – выпалила она, садясь.

Это было дерзко. Она бросила мне вызов. Хороший ход, Патриция.

Пытается обхитрить начальницу и убедить ее в своей невиновности. О чем она думала? Что у меня сформируется новое мнение о ней и что я сочту ее невиновной, потому что по-настоящему виновный не станет привлекать к себе внимания? Если она играла со мной, я не представляла, как она собирается победить.

– Под подозрением в чем? – спросила я.

Патриция наклонила голову. Она пристально смотрела мне в глаза, пытаясь считать их выражение. Я ощущала тяжесть ее взгляда. Это была хорошо сложенная женщина. У нее были огромные темные глаза и стрижка «шлем», уложенная гелем.

– Ну, я точно не знаю, – сказала она, пожимая плечами. – Я просто хотела получить ваше заверение, что это не так.

Она продолжает проверять меня.

Я выдавила еще одну фальшивую улыбку, прокашлялась и солгала:

– Патриция, вы думаете, что сидели бы сейчас передо мной, если бы находились под подозрением в чем-то?

Я фыркнула и пожала плечами для убедительности. Не собиралась говорить ей, что она находится под наблюдением. В таком случае в наблюдении не осталось бы смысла. Мне нужно было, чтобы ее поведение оставалось привычным. Только в случае, если бы она вела себя обычным образом, мы смогли бы поймать ее с поличным.

Она нерешительно кивнула.

– Полагаю, что нет.

– У вас нет повода для беспокойства.

Я не была уверена, что Патриция мне поверила, но она ушла в менее возбужденном состоянии. Правда, теперь я еще больше удостоверилась в ее виновности.

Заполнив отчет о нашем разговоре, я сразу передала его в отдел по борьбе с коррупцией. Ситуация накалялась с каждой секундой. Через несколько дней оперативная группа созвала срочное совещание. Из всех телефонов были извлечены данные, и несложно было догадаться, чей номер там обнаружили. Думаю, вы все поняли.

Я с отвращением качала головой, читая пошлые переписки Патриции Оливьер с Блейком Райли, заключенным корпуса Б, в котором она работала.

Он отбывал восьмилетний срок за изнасилование. Как я уже говорила, сомнительный выбор.

Блейк контактировал с ней 153 раза. Патриция звонила ему 29 раз и отправила 4 сообщения, которые давали повод для осуждения:

«Сохраняй позитивный настрой, малыш, и не позволяй обстоятельствам тебя