Шрифт:
Закладка:
Елизавета никому не рассказывала. Она верила его угрозам. Так или иначе, но уже через несколько дней директриса, Ирина Игоревна, вызвала Елизавету к себе в кабинет и спросила, почему она ничего не ела за обедом. Елизавета сломалась и рассказала о том, что случилось за дверью уборной. Ирина Игоревна выслушала ее не моргнув глазом. Задала несколько прямых вопросов, а затем рассказала Елизавете историю, которую та запомнила навсегда. Речь шла о выжившей узнице Освенцима — молодой еврейке, которой, как много лет спустя стала подозревать Елизавета, была сама Ирина Игоревна. В фашистских застенках, в нечеловеческих условиях, эта девушка была единственной в своем блоке, которая продолжала каждый день стирать свои чулки, как делала это еще до начала войны. Другие узницы лишь пожимали плечами, давно оставив всякие попытки соблюдать санитарию ради сохранения сил. И все же, когда лагерь начала косить эпидемия тифа, девушка стала единственной, кто сумел выжить и в итоге обрести свободу в день освобождения Освенцима советскими войсками.
«Когда обучение в интернате подойдет к концу, ты выйдешь в большой мир, и этот мир будет неласков, — подытожила директриса. — Ты встретишь там и других людей, подобных Евгению: мужчин, которые попытаются обмануть тебя, воспользоваться своим положением или того хуже. Ты можешь согнуть голову перед их силой, понадеяться, что ты вскоре наскучишь им и тогда они оставят тебя в покое… Или же ты можешь побороться за свое достоинство, сохранить верность себе самой, даже если это будет означать дополнительные трудности. Сегодня ты осталась верна себе, рассказав мне о том, что случилось, и только от тебя теперь зависит, сможешь ли ты поступать так и в будущем, что бы ни выбрала: плыть по течению или отказаться от простого выживания и жить по собственным правилам».
На следующее утро за завтраком дети узнали, что Евгений Попов скончался во сне. Это происшествие никак не объяснялось, хотя по интернату поползли настойчивые слухи, что Евгений покончил с собой.
Елизавета этому не поверила, хотя ни с кем не стала делиться своими сомнениями.
3
Зед тихо вышел из спальни, занятой Пеппером, и прикрыл за собой дверь. Вопреки безумным событиям, развернувшимся на Острове, он не сдался и был по-прежнему уверен в своих силах. Это, наверное, эгоистично, но Елизавета была рада, что он застрял тут вместе с нею. Она уже не совсем доверяла Нитро, у Питы явно поехала крыша, а Хесус… возможно, он способен управлять советом директоров или вешать лапшу на уши богатым инвесторам, но здесь он оказался не совсем в своей тарелке. Елизавета слишком хорошо знала своего приятеля и замечала сквозь панцирь напускной храбрости в его взгляде нехарактерное напряжение, в движениях — суетливую дерганость, а вокруг него — непривычную ауру нерешительности.
Елизавета затушила сигарету, поднялась и подошла к Зеду.
— А где Роза? — спросила она.
— Уложил ее спать рядом с Пеппером, — ответил он.
— Ты ей приглянулся.
— Это все потому, что я такой красавчик.
— Да уж, красавчик, не то слово… — В словах Елизаветы прозвучало больше искреннего чувства, чем она рассчитывала, и Зед окинул ее вопросительным взглядом. Елизавета прочистила горло. — Шутка, Зед. Расслабься.
— Пеппер жалуется, что замерз, — заметил он. — Надо чем-то его укрыть, но в шкафу пусто.
— В комоде нашлось пончо… — Елизавета махнула рукой в сторону спальни, где осталась Люсинда, — только раненой оно нужнее.
— И это все? — удивился Зед. — Одно пончо?
— А также несколько носков и трусы.
— Где же, черт возьми, вся остальная одежда Солано?
— Нитро говорит, у отшельников запросто может быть лишь один комплект.
Зед фыркнул, не сдержавшись.
— У этого типа на все найдется ответ, правда?
Елизавета не знала наверняка, говорит ли он с сарказмом или же намекает на что-то.
Зед нагнулся к ней и прошептал:
— А что ты сама думаешь?..
Она решила, что Зеда интересует ее отношение к тому обстоятельству, что у Нитро оказался при себе пистолет.
— Даже не знаю, но…
— О чем это вы шепчетесь? — спросила Пита, поднимаясь со стула. Она с недоверием всматривалась в их лица.
— Пепперу холодно, — пояснил Зед. — Его надо чем-то согреть.
Не вставая, Хесус подал голос:
— А как насчет коврика, на котором ты стоишь? Он вроде еще сухой.
Зед и Елизавета поглядели под ноги. Да, ковер: зеленый с бежевым орнаментом, когда-то элегантный, но теперь безнадежно истертый. Хотя Хесус прав, ковер был сухим.
— Лучше, чем ничего, — улыбнулся Зед. — Элиза, помоги мне.
Они сошли с ковра и, взявшись за концы, сложили его вдвое.
Вдруг застыв, Елизавета вытаращила глаза.
— Ё-мое! — ахнула она. — А это еще что?..
4
Зед и Елизавета отложили в сторону свернутый коврик и опустились на колени рядом с небольшой дверцей в полу, ведущей в подпол. Пита и Хесус поспешили к ним присоединиться (последний — хромая, из-за распухшей лодыжки), громко галдя, обсуждая находку. Секунду спустя из комнаты Люсинды выскочил Нитро, который желал знать, из-за чего поднялся такой шум.
Елизавета не обращала на них внимания. Она была сосредоточена на дверце. Не больше канализационного люка, квадратная, вровень с остальным полом. Обрывок веревки, прибитый к противоположному петлям краю, служил люку ручкой.
Зед потянулся к ней.
— Притормози, чаво! — осадил его Нитро. — Ты точно хочешь ее открыть?
— А что? — с подозрением сощурился на него Зед. — Разве тебе известно, что там, внизу?
Нитро повернулся к Хесусу:
— Что думаешь?
Хесус развел руками:
— Надо заглянуть и проверить.
Зед потянул за веревку. Люк поддался не сразу, и ему пришлось дернуть вторично — обеими руками. На этот раз люк приподнялся, открыв черную дыру и уходящую вниз грубо сколоченную деревянную лестницу. Из дыры потянуло холодным, застоявшимся воздухом.
Елизавета не сумела разглядеть дна. Она сходила за ближайшей свечой, вернулась и опустила огонек подальше в дыру, стараясь не погасить слабенькое пламя неосторожным движением.
— Не очень глубоко, — определила она, когда в поле зрения появилось земляное дно. — Может, с пару метров…
— И что дальше? — вопросил Хесус. Он, Нитро и Пита нависли над Елизаветой, вглядываясь в темный провал. Зед придерживал ее за плечо, чтобы она не свалилась вниз под их натиском.
— Ну, не знаю, — сказала она. — Там темно, но мне кажется… может,