— Кровь больше не течет. Но мы мало чем можем помочь.

Она подняла с пола ведерко.

— Хотя бы выпить воды она сможет?

— Нет, пока не придет в себя.

Елизавета хмурилась, испытывая разочарование. Ей хотелось помочь раненой девушке, быть ей чем-то полезной, но ничего поделать она не могла. Стоя посреди крошечной спальни, она озиралась по сторонам в поисках чего-нибудь теплого, что Нитро мог пропустить или не заметить. Взгляд ее упал на его рюкзак. Сняв его, Нитро поставил рюкзак на пол, прислонив к стене.

Елизавета вспомнила, как он отреагировал, когда Зед застал его с пистолетом в руке: виноватое удивление на лице. Как же быстро он спрятал оружие с глаз долой!

Почему же он раньше не признался, что носит с собой пистолет? Какой смысл устраивать из этого такую тайну? Они ведь не собирались сдавать Нитро властям… Она почувствовала на себе его взгляд и спросила:

— Ты останешься здесь?

— На какое-то время, — ответил Нитро. — За нею нужно присматривать. Убедиться, что она не перестанет дышать и не впадет в шок.

— В шок?

— От потери крови.

— А… — Елизавета медлила, еще не отказавшись от мысли быть полезной. — Я могу что-то сделать?

Нитро покачал головой:

— Ступай, отдохни хоть немного.

2

Хесус и Пита сидели на двух придвинутых к столу плетеных стульях, вполголоса разговаривая. Пита не выпускала изо рта сигарету и казалась взволнованной. Елизавета предоставила брата с сестрой самим себе и нашла свободный участок у дальней стены, где можно было присесть. Одежда и белье липли к коже, холодные и скользкие. Сейчас очень пригодился бы даже самый примитивный очаг — тепло живого огня и божественный, терпкий запах горящего дерева.

«По крайней мере, здесь есть свечи», — думала Елизавета. Было бы ужасно сидеть в полночной темноте, слушая свист ветра и шум дождя, не зная, где сейчас остальные, и гадая, не пробрался ли кто в хижину.

Кашлянув, Елизавета постаралась умерить пыл своего воображения. Она прикурила сигарету; в ее пачке «Кэмела» осталось всего четыре штуки. Затянулась и задержала дым в легких, словно это помогало согреться… Медленно, с неохотой выпустила его.

В отличие от спартанской обстановки спальни, основное помещение было заполнено личными вещами Солано. Помимо бесчисленных кукол здесь были нехитрый инвентарь земледельца, всяческий мелкий скарб, какой можно найти в магазинной тележке любого бездомного, потрепанное автомобильное сиденье и резные поделки из дерева — конечно, тоже куклы в миниатюре. Ярко раскрашенные, они напомнили Елизавете о матрешках — детской забаве, популярной в России в двадцатом веке.

Елизавета терпеть не могла матрешек. Они вызывали в памяти годы, проведенные в детском доме, и человека по имени Евгений Попов, который работал там на какой-то должности. Поначалу Евгений даже нравился Елизавете. Прочие работники интерната были к ней равнодушны или жестоки. Их специально этому обучали — как воплощение бессердечной системы, поскольку сироты в Советском Союзе приравнивались к инвалидам, одиноким старикам или заключенным: проблема, которую надлежит держать вдали от внимания публики. Евгений, однако, всегда улыбался и махал ей рукой при встречах. Порой, когда никого не оказывалось поблизости, дарил ей шоколадки. А еще рассказывал страшные истории про их детский дом, про всякие непонятные вещи, которые здесь случались: о том, как в некоторых комнатах сам по себе включался свет, или о том, как однажды Евгений ясно услыхал следующие по пятам за ним шаги, оглянулся — и никого не увидел. От этих рассказов Елизавете снились потом кошмары, но она с нетерпением ждала новых. Рутинная жизнь в интернате была довольно бесцветной, а эти байки скрашивали царившую там скуку.

Однажды Елизавета работала в одиночестве, подметая в общей комнате отдыха по соседству со спальнями девочек. Там были сводчатые потолки с двенадцатью окнами в нишах, так как когда-то здесь располагалась часовня. Сегодня ей досталась уборка; всех детей в интернате нагружали какими-то заданиями, которые менялись по дням недели. Войдя, Евгений присел перед нею на корточки и сказал, что приготовил ей сюрприз. С улыбкой, обнажившей кривые, желтые от никотина зубы, он преподнес Елизавете матрешку. Сказал, что это подарок на день ее рождения, до того оставалось не менее месяца. Тем не менее Елизавета донельзя обрадовалась. У нее не было собственных игрушек с той поры, как ее родители исчезли, а ее забрали из дома.

Евгений сказал: «Давай же, разбери ее». Усевшись на пол, Елизавета рассмотрела поближе внешний слой с росписью: задорно улыбавшаяся красавица в сарафане. Разделив верхнюю и нижнюю части куклы, Елизавета обнаружила подобную же фигурку, но поменьше. Кроме этих, было еще три, каждая спрятана внутри предыдущей, а самая маленькая из фигурок изображала запеленатого младенца, который был выточен из единого кусочка дерева и уже не открывался.

Пока Елизавета рассматривала кукол, Евгений начал разминать ей плечи своими сильными руками. Это было неприятно, хотя она и сама не поняла почему. От его прикосновений ей стало только неловко. Но и тогда Елизавета промолчала; ей не хотелось обижать Евгения. Он был ей другом, одним из немногих во всем детском доме, а потому она позволила ему разминать себе плечи, все это время мечтая, чтобы он прекратил. Затем его руки опустились ниже, на грудь. Ей было тогда двенадцать, и у нее едва начали расти грудки. Ладони Евгения описывали круги вокруг этих холмиков, потом стали тереть и их. Она попросила его перестать, но Евгений не послушал, сказав, что не делает ничего «такого», они просто играют. И тогда он ущипнул ее за соски своими неуклюжими пальцами. Вскочив на ноги и бросив упавшую матрешку, она бегом вылетела из комнаты отдыха. Елизавета вообразила, что Евгений бросится за нею вслед, но тот остался где был, и она спустилась во внутренний двор, чтобы побыть с другими детьми. И никому не рассказала о том случае, считая, что ей вряд ли кто-то поверит. К тому же Елизавета сама сомневалась в том, что именно сейчас произошло и было ли это чем-то неправильным. Просто ей не понравилось ощущение от рук Евгения на своем теле.

После того дня она надеялась, что старый Евгений вернется, вновь станет самим собой. Но ничуть не бывало. Он перестал улыбаться и махать ей рукой… хотя не перестал пожирать ее глазами. Она начала его бояться, боялась оставаться одной где-нибудь в детском доме, — хотя с этим нечего было поделать. Еще дважды Евгений ловил ее в пустом коридоре на выходе из уборной. В первый раз ей удалось проскользнуть мимо и выбежать в безопасную зону, но во второй он сумел