традиционной добычи через подземные шахты. Обычно называемая полосовой добычей, эта технология получила распространение после Второй мировой войны. В 1960-е годы она вызывала массу критики в отношении экологических и социальных последствий. В качестве регулирующего учреждения при президенте Джимми Картере было создано Управление по добыче полезных ископаемых открытым способом (Office of Surface Mining, или OSM). Это стало значимой победой для защитников окружающей среды, но роль Управления радикально поменялась с избранием Рональда Рейгана и последующим назначением Джеймса Уотта на должность министра внутренних дел. Политика Уотта была антиэкологической. По его собственному признанию, его взгляды на окружающую среду сформировались под воздействием религиозного видения. Он часто произносил такие фразы, как: «Моя обязанность — следовать Священному Писанию, то есть занимать землю до возвращения Иисуса» или «После того, как будет срублено последнее дерево, Христос вернется»{109}. Он полагал, что нам нужно всего лишь управлять ресурсами, чтобы продержаться несколько поколений до возвращения Иисуса, и верил, что это произойдет не в столь отдаленном будущем. Частое употребление слова «поколения» в его речи отражает связанную с этим вопросом религиозную риторику в рамках его концепции диспенсационалистского христианства. У него это слово, безусловно, наделено библейским значением, но одновременно предполагает относительно короткий период. Точно так же, как вы измеряете расстояние между городами в километрах, а не в сантиметрах, использование слова «поколения» в качестве единицы измерения вместо «века» или «тысячелетия» предполагает короткий отрезок времени.

Для нерелигиозных защитников окружающей среды, работающих над перспективным управлением нашими ресурсами, это было возмутительно, не говоря уже о нарушении принципов светского правительства, в котором религия не должна влиять на политику. Конечно, Уотт произносил и такие фразы: «Я никогда не использую слова „демократы“ и „республиканцы“. Вместо них я говорю „либералы“ и „американцы“». Также он призывал использовать «патронтаж» против защитников окружающей среды, если жюри присяжных и избирательные урны неэффективны{110}. Это затрудняет понимание того, являлась ли его антиэкологическая политика следствием религиозных убеждений или лишь консерватизма и желания противостоять всему, что ассоциируется с либералами, в том числе и защите окружающей среды. Даже будучи подростком, я помню, как был потрясен мой отец и его коллеги, когда атмосфера в Управлении резко поменялась. Хотя для изменения законодательства требуется время, позиция Уотта и новой администрации сказалась немедленно. Уотт и его приспешники по многим причинам отказывали Управлению в поддержке: не заполняли вакантные должности, радикально сокращали количество шахтных инспекций и совершали массу других вредных действий, а порой попросту бездействовали. По-видимому, отчасти этот подрыв миссии Управления по добыче полезных ископаемых открытым способом был обусловлен религиозным мировоззрением Уотта. Это, в свою очередь, затронуло людей в современном мире, не имеющих никакого отношения к его бренду Христианства. Качество воды, биологическое разнообразие и даже безопасность жизни у подножия наземных шахт — все изменилось, когда религиозное мировоззрение Уотта проявилось в ответных мерах правительства. Экологические последствия его политики заметны до сих пор.

Диспенсационалистское мировоззрение не исчезло. Я исследовал заявление одного чиновника горнодобывающей промышленности, который для обоснования политических действий ссылался на религиозную доктрину, когда работал репортером газеты «Mountain Eagle» в Уайтсбурге, штат Кентукки, в 1990-х годах. Аналогичный аргумент был недавно озвучен в статье горного инженера в одной из газет Лексингтона{111}. И в более широком смысле помимо проблем экологической политики инициативы, запрещающие аборты и ЛГБТ-сообщества, как правило, переплетаются с религиозными убеждениями консервативных политиков.

Во время пандемии коронавируса губернатор моего родного штата Кентукки Энди Бешир получил награду за то, как справился с чрезвычайной ситуацией, в том числе за честные отчеты о последствиях болезни в сообществе. Он столкнулся с некоторым сопротивлением со стороны религиозных консерваторов, для которых неповиновение постулатам общественного здравоохранения стало политическим заявлением. В пасхальное воскресенье 2020 года, как и следовало ожидать, некоторые церкви нарушили запрет на публичные собрания и провели службу. Губернатор Бешир отправил полицейских штата снять номерные знаки с автомобилей и ввести карантин для участников. Верующие осуждали его действия, называя их нарушением религиозной свободы. Затем последовали жалобы, в которых верующие представляли себя мучениками и жертвами, и это оказалось привлекательным для многих консервативных христиан. У прихожан, покидавших церкви после таких служб, брали интервью, и люди говорили о том, что они неуязвимы, вера защитит их от вируса{112}. Это повторялось снова и снова. Как и в случае с Джеймсом Уоттом, мы видим смешение религиозных и политических взглядов. Во время тех же интервью с людьми, покидающими церковную службу, пастор предостерег корреспондента не распространять о нем «фальшивые новости» (fake news), консервативную политическую крылатую фразу, которая раскрывает подтекст взаимодействия. Данное утверждение напоминает нам о том, что все взаимосвязано. Как и следовало ожидать, после этих и ряда подобных массовых мероприятий по всей стране случаи Covid-19 участились, что привело к гибели нескольких прихожан и пасторов. Некоторые милленаристские апокалиптические истории о «конце света» сопровождает своего рода фатализм. Существуют, конечно, и «отрицающие милленаристы», которые верят, что гибели можно избежать, если выполнять нужные действия, но их позиция — позиция меньшинства{113}. Имеются доказательства того, что религиозные люди, в том числе те, кто верит в истории об апокалипсисе, больше склонны доверять сюжетам о конце света{114}.

Я вижу несколько основных проблемных моментов, которые связывают религиозные сюжеты с нашим поведением в настоящем и будущем. Во-первых, предположение о том, что у оставшейся части человечества будет лишь короткий промежуток времени, влияет на то, как мы используем ресурсы и управляем ими, и на то, как реагируем на изменение климата. Как мы видели, это обусловливает экологическую политику, а она, в свою очередь, имеет реальные последствия, которые определяют будущее человечества. Во-вторых, в ряде этих религиозных повествований присутствует элемент, связанный с поведением и послушанием. В таком мировоззрении то, что происходит с нами в земной или потусторонней жизни, отчасти обусловлено нашими же действиями. Это имеет очевидные последствия для таких вопросов, как разнообразие, свобода вероисповедания, идеи о сексуальности и гендере. Когда вы представляете себе один конкретный способ бытия «правильным», предписанным традицией и религиозной доктриной, подкрепленным угрозой наказания в виде какого-либо апокалипсиса или вечного проклятия, у вас есть мощный стимул объединиться и контролировать поведение. Перед лицом реальной катастрофы такого рода модель предусматривает последствия, в частности возложение вины и ограничения того, что принято называть приемлемой реакцией. Например, некоторые идеи о гендерных ролях могут ограничить потенциальную организацию и реакцию небольшой группы, а представления о сексуальном поведении могут повлиять на условия проживания или способы совместной работы. Мне вспоминается признание Майка Пенса о том, что он никогда не