А Вешка то на Лесьяра, то на дверь в бабкину спальню закрытую смотрит со ртом раскрытым. Это как ей с Лесьяром спать?

— Сводница, — прошипел магик сквозь зубы и перевел суровый взгляд на ученицу. Недовольный такой, точно и не было той сцены на крыльце. — Полезай на печь, — велел, как отрезал.

Вешка сглотнула, едва сумела ком в горле протолкнуть.

— Да это как же так… — прошептала смущенно.

— Можем в башню обратно отправиться, но лететь придется часа два, не меньше, — предложил сам едва ли не с надеждой.

Оба глянули в окно синхронно, хоть и не сговариваясь, а там по стеклу колошматили ветки малины. Ветер разыгрался не на шутку, по осеннему промозглый, да с моросью противной. Из Вешки и так всю душеньку выдул, пока от баньки до избы добежали. Лесьяр еще шибче скривился, точно мысли у них сошлись — не полетишь по такому холоду, да ветру, да в ночи, да прогретый после баньки.

Ничего не поделаешь, полезла Веська на печь, лапти скинув. Та теплая была, прогретая, но девка тем не менее до самого носа одеяло лоскутное натянула, прежде чем сарафан стащила через голову. Спать в том точно было б не удобно — поясок пришитый, да пуговки-узелочки разные покоя не дадут. Осталась в одной нижней сорочке, да исподнем.

Лесьяр лучину задул, горницу темнотой укутывая. Зашуршал, сам, стало быть, мантию скидывая. Веська поспешила к стене подальше отодвинуться, вжалась в ту буквально, пытаясь до рези в глазах во мраке силуэт мужской различить. Магик на печь взобрался в два счета, да так расположился, что между ними еще бы двое легли. Одеяло, благо, ему отдельное досталось.

«Ну, это ничего, вон меж нами сколько места», — увещевала себя Веша, прислушиваясь. Лесьяр лежал недвижимо, дышал беззвучно. Легко было представить, что и вовсе того рядом нет, — «ничего в том нет неприличного».

Успокоить себя немного удалось, да только сон теперь не шел. Если за самоваром сидя, да под тихие разговоры Веська уже носом клевала, то сейчас о том лишь вспоминать оставалось.

— Не храпи только, я чутко сплю, — послышался мужской голос. Девушка буквально опешила от такого заявления.

— Я и не храплю вовсе! — возмутилась в ответ.

— А ты откуда знаешь? — фыркнул магик.

— А то я прежде ни с кем не спала? — сболтнула, а сама только миг спустя сообразила, что именно, — с бабусей то есть спали в одной комнате, — поспешила пояснить.

— Я так и подумал, — а сам посмеивается в потемках, — спи уже. Завтра утром домой полетим.

Домой… так много в том слове кроется, подумала Веська. А ведь башня и правда домом стала. Лесьяр ей позволил там по своему разумению хозяйничать, в кухне вот все по ейному было теперь, разве что стол на месте остался. В спаленке тоже все для удобства имелось. В библиотеку могла хаживать, когда угодно. И вроде как понимала, что Лесьяр в башне хозяин, да и сама себя уже порой хозяюшкой ощущала. А ведь всего то пара седмиц минуло. А ежели она на год там останется?

Зажмурилась. Нет, такие мысли рано в голове крутить. Лесьяр ее только-только учить начал, поглядеть надобно, что дальше будет.

Прислушалась снова. Дыхание его тихим было, глубоким, да размеренным.

— Лесьяр? — позвала шепотом едва слышным.

— М? — мыкнул в ответ вопросительно.

— Ты же… — замялась, да зажмурилась снова, — ты же приставать не станешь? — выдохнула спросив, полегчало.

— Не стану, — а сам посмеивается, слышно, — если, конечно, сама не попросишь.

— Не надобно! — и так поспешно выпалила, что магик еще громче усмехнулся.

— Спи уж, говорю. Я девиц без их на то желания лапать не привычен, — сказал, а сам задумался. А на крыльце тогда это что было?

Признаться, лежать спокойно, когда на расстоянии вытянутой руки от тебя девица лежит, да довольно милая, было не шибко просто, да Лесьяр лишь челюсть потеснее сжал. И что это вообще такое? Он ведь давно из того возраста вышел, чай, не юнец какой, чтоб за каждой юбкой вздыхать. Весенья же и вовсе сама наивность и простота, с ней точно так поступать негоже.

Глаза закрыл, прислушиваясь к девичьему дыханию. Та еще поелозила, поудобнее устраиваясь, да затихла в итоге, задышала глубже, ровней. Уснула, стало быть. А вскоре и сам он в кикиморово царство разумом провалился. И спалось так сладко, тепло, мягко, уютно. Сквозь сон пару раз шевеление какое-то ощущалось, да он его быстро угоманивал, ладонью зажимая, да подминая под себя. Девицу бы какую под бок, конечно… точно надо куда наведаться по возвращении.

Вешке же всю ночь так жарко было, точно лето пылкое в разгаре. Пыталась одеяло скинуть, да то помогало не шибко. Снилось даже, что не на печи она спит, а в самой давешней бане, а Лесьяр, неизвестно откуда там взявшийся, только печь кочегарит. Сильно, видать, печка натоплена была, на коей спать пришлось.

Под утро и вовсе сон какой-то странный пошел, словно она — пичужка, которая змею попалась и тот в тиски ее сжимает в кольцах своих чешуйчатых. Из сна того с трудом выбралась, да только ощущения не сильно переменились. Спросонья не понимала вовсе, что такое происходит. Рука вот чья-то поперек ее груди перекинута. Ногой вот тоже придавило. Веша ту руку пальцами подняла, разглядывая, да сообразить пытаясь, что происходит. А как сон слегка отошел, да понимание до разуму доскреблось, Весенья едва не заорала, хорошо себе рот вовремя зажала.

С одного бока девушка оказалась к стене прижата, с другой же — Лесьяр на нее навалился всем телом своим. Благо еще меж ними одеяло затесалось, а то ведь этот паскудник в одних портах спать улегся. А у ней самой, срамота какая (!!) рубашка до самой груди задралась и теперь панталонами и пузом голым на всю избу сверкала. Рука ж мужская по хозяйски ее обхватывала. Стоило Вешке попытаться высвободиться, как он лишь сильнее ее в объятиях сжал, рука вот ниже спустилась, на оголенный живот и за бок ухватила на талии, да огладила охально так, до зашедшегося в дикой скачке сердечка.

Весенья вдохнула порывисто, готовая подвывать от безысходности, да побоялась весь дом разбудить.

— Лесьяр! — одну руку удалось выпростать, да магика за плечо затрясла, — Лесьяр!

Тот заворчал что-то сонно. Вешка голову повернула, лицо его совсем рядом оказалось.

— Лесьяр, ну проснись, пожалуйста, — почти взмолилась, чуя, что лицо со стыда уже по самые уши краснотой