Сегодняшний день обещал быть насыщенным, поэтому я не стал отлёживаться в ванной и прибыл на арену раньше своего боя, чтобы изначально определить, откуда именно за мной будет наблюдать Аристарх Оболенский. Он чётко дал понять, что в следующий раз не станет меня жалеть, поэтому от него ожидались неприятности.

Впрочем, меня это нисколько не пугало. Порой не обязательно быть сильным, чтобы ощущать себя таковым. До сих пор в этом теле я одерживал верх над каждым, кто вставал передо мной, а это прибавляло уверенности.

Поняв, откуда именно будет исходить аура Оболенского, я принялся анализировать. Четыре оставшихся «мастера» сегодня проведут два сражения, а победители встретятся в последней схватке. Знаю, что ко мне будет повышенное внимание ввиду моего внезапного выброса особой ауры в предыдущем бою, поэтому постараюсь выудить из этого фактора как можно больше пользы.

Подавлю ощущение силы своего оппонента, и тогда мне будет проще прибегать к подчинению воды.

Когда Марья и Кирилл нашли меня, я уже наблюдал за первой схваткой мастеров. Ребята присели рядом. Они вели себя тихо, увлечённо наблюдали за схваткой и не отвлекали меня.

«Мастера» же в свою очередь не заставляли скучать. Оба бились на высоких скоростях, а движения каждого были настолько резкими, что порой их тела в глазах попросту размывались.

Зрители на трибунах бесновали; «охали» и «ахали» от каждого удара, который из раза в раз пропускали воители. Мужчины сплёвывали кровь и собственные зубы, падали и вновь поднимались, утробно рычали и снова бежали друг на друга, словно совершенно обезумевшие звери. Но публике и этого было мало, все вокруг требовали зрелища, поэтому лишь поддерживали своих кумиров криками, чем вынуждали тех не сдаваться и продолжать идти вперёд, уродуя сильнее свои лица и кулаки.

Но бой завершился, как и любой другой процесс, направленный на разрушение. От воителей практически не осталось ничего живого, и отличало их только положение. Один стоял на подкашивающихся ногах, другой же был сложен гармошкой и истекал кровью.

По правилам победителем оказался тот, кто был в сознании. И по счастливой случайности им оказался некий Леонард Дроздов. Признать честно, в бою сыграла роль удача. Противники были настолько равными, что один удар любого из них мог завершить поединок.

— Леонард Дроздов! — руку окровавленного мужчины вскинули к верху под звуки оваций. — Боец одерживает победу и становится главным претендентом на статус «младшего ветерана»!

А затем боец рухнул на пол. К арене тут же подбежали лекари с носилками, водрузили на них тела и унесли в подтрибунное помещение. Площадку тут же принялись отмывать от крови и пота.

Когда объявили перерыв, ребята пошагали в буфет за попкорном, я же в свою очередь отправился готовиться к бою.

Стоя в уборной, я снова снял с себя верхнюю одежду. Поиграл хилыми мышцами и принялся добавлять узоры линий души. Я не могу проигрывать, поэтому не должен нагружать организм большим количеством узоров. Думаю, в тандеме с «доспехами души» в активное состояние стоит пустить линии «присутствия». Если раньше они нужны были, чтобы подчинять тварей из тумана, то сейчас я применю их по одной причине. Я подчиню воду. И сделаю это с вызовом, даже под давлением Аристарха Оболенского.

Завершив процедуру за двадцать минут, я вышел из помещения и присел на скамейку в ожидании. Закрыл глаза, перелил сознание в состояние «дхьяна». Чувствовал на себе взгляд Оболенского, но полностью его игнорировал.

— Мы пришли! — тут же послышался голос Кирилла. — Ты как, готов? Хочешь водички, горло промочить?

Я уже попил из-под крана, поэтому мотнул головой.

— Удачи, Кость, — Марья взяла меня за руку. — Мы будем болеть за тебя и постараемся кричать, если Оболенский будет колдовать.

— Вдруг он после вчерашнего разговора захочет тебя слить, — добавил Дубровый.

— Он не сможет, — я открыл глаза.

А когда объявили моё имя, принял слова поддержки от Марьи и Кирилла, поднялся на ноги и пошагал на арену. Стоял перед ней до тех пор, пока напротив не встанет противник — и сделал шаг к судье.

Мужчина в белой рубашке и чёрных перчатках посмотрел на нас, кивнул обоим, сделал шаг назад — и махнул рукой.

Мы двинулись друг на друга, не сказав ни единого слова.

Это мне нравилось. Это выглядело профессионально.

Иван Голицын, который вышел против меня, не отличался от прежнего противника особенной скоростью. Поэтому после первого же удара, который прошёл мимо моего лица, я сделал свой первый вывод и сложил начальный паззл в своей голове.

После первой минуты сражения сложился и второй паззл. И он выражался в том, что оппонент был прекрасно осведомлён о моей травме. Мастер целенаправленно атаковал с левой стороны, целил именно в руку и открывался с тех сторон, где мне было удобнее атаковать именно левым кулаком.

Сражение с виду казалось крайне техничным, быстрым и даже равным. Я пропускал один удар за другим, отходил назад и продолжал прочитывать каждое его движение. Потому в пятую минуту боя сложил к двум паззлам и третий.

Воитель не использовал против меня магические приёмы, как это делал его предшественник. Боец знал, что линии души делают меня невосприимчивым, поэтому дальние атаки оставались в его арсенале даже тогда, когда обстоятельства вынуждали их применить.

Время шло, и я всё не мог отыскать последний паззл. Кровь успела залить моё лицо, под бровью возникла кровавая сечка, а левая рука опухла так, что я больше её не чувствовал. Зрители уже не верили в мою победу, переключились на противника и стали просить его «уничтожить» меня, однако в бою всё было куда более сложно. Как для меня, так и для него.

А вот и четвёртый паззл — промелькнуло в голове на десятой минуте сражения.

Противник обладает горой мышечной массы, которая так или иначе требует подпитки энергией. Я отпрыгнул назад и оценивающе прошёлся по его груди. Сердце Ивана Голицына колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди, а уровень магического начала мужчины компенсировал нехватку выносливости.

И только тогда я понял, что не проиграю.

Магических доспехов не будет, так же не будет влияния на стихию, он не уверен в себе, хоть и получает поддержку публики. Мой противник хоть и силён в глазах зрителей, он слаб относительно природы.

Поэтому следующий выпад Голицына отразила вода. Я подчинил её в самый нужный момент: отразил удар и срезал тонкой струёй боковую наружную связку на его левом колене.

Крик раздался по всей арене, мужчина поскользнулся на рваной ноге. Но не стал сдаваться, так как получал крики поддержки. Строя из себя мученика, боец вынужденно пошагал вперёд, зная, что ставит на кон свою жизнь.

Только паззл в моей голове сошёлся. И чем дольше мы бились, тем больше он ощущал хирургическую точность наносимых мною порезов. Я словно держал в руке скальпель, которым рвал связки на его теле. Не спорю, мною было потеряно много крови. Одного лишь касания по моему лицу было достаточно, чтобы образовались кровавые подтёки, однако и я не жалел противника.

Спустя двадцать минут врага повело. Он упал на колено, словно сломанная игрушка, и был вынужден откинуть голову от сильного повреждения грудино-подъязычной мышцы.

Я оказался в победителях, однако больше радовало другое. Несмотря на присутствие Аристарха Оболенского мне удалось подчинить воду. И сейчас он смотрел на меня со вздувшимися венами на лбу.

— Константин Шагайн одерживает победу! — после этих слов я быстро покинул арену.

И не успел добраться до скамейки, как меня тут же окружили лекари и в срочном порядке отправили в лечебницу. Но там я пробыл недолго. Нужно было лишь убедить лекарей, что со мной всё в порядке, а сотрясения нет, — и меня направили в мой уютный номер.

Для подготовки к последней схватке организаторы выделили бойцам чуть больше одного дня.

У меня была целая неделя на восстановление.

И это радовало.

Рука после точечных ударов опухла и не шевелилась, лицо так же выглядело помятым. В общем, мне нужен был постельный режим. Оттого всю выделенную мне неделю я лежал в номере, изучал темы к экзаменам в списке, выданном Елизаветой Борисовной, и восстанавливался благодаря навещающим меня лекарям и линиям души.

И, признать честно, если бы не специально отведённое время, я бы вышел на бой в состоянии овоща.