Ровена, бледная и светловолосая, визуальная противоположность Лигейи. Он приобретает отдаленное аббатство и оформляет его в фантастическом стиле, задрапировав восьмиугольные покои с пятиугольным кадилом, качающимся на потолке, мавританскими занавесками. Это арабесковое пространство балансирует между бодрствованием и сном, материей и духом, жизнью и смертью. Пока рассказчик предается опиуму и навязчивым воспоминаниям о Лигейе, Ровена смертельно заболевает; готовится ее могила. В течение ночного бдения, когда странные ветры, свет и звуки наполняют комнату, ее труп, уложенный на кровать из эбенового дерева, возвращается к жизни в «кошмарной драме». В состоянии «невыразимого ужаса» он наблюдает, как она поднимается и подходит к нему, но почему-то более высокая, с темными волосами и глазами, с призрачным выражением непреклонной воли – его ушедшая любовь, «леди Лигейя», снова стоит перед ним.

И в Лигейе с Ровеной, и в причудливом оборудовании с ритуалами, которые объединяют и разъединяют этих двух женщин, По олицетворял полярности и сверхъестественные объединения романтической науки. Подобно Эрстеду, Дэви, Фарадею и Амперу – а также их вымышленным аналогам Виктору Франкенштейну и Бальтазару Клаэсу, алхимику из «Поисков абсолюта» Оноре де Бальзака, – рассказчик тщательно подбирает материалы, чтобы запустить процесс преобразования, осуществляя духовную трансформацию в мире материи. Отсылая к магии и ритуалу, эта операция перекликается с современными научными преобразованиями – такими, как переход от электричества к магнетизму, от пара к работе, от отдельных элементов к невиданному соединению, – в которых кажущаяся противоположность уступает место скрытой идентичности.

«Падение дома Ашеров» часто называют величайшей повестью По. Это произведение с ошеломляющим единством цели, где все элементы выстраиваются до поразительного краха. По увлекает нас в безотрадный, далекий край, где стоит особняк Ашеров. Мы подъезжаем к нему верхом – древняя громада с трещиной, проходящей по фасаду, отражается в небольшом озере. Охваченный чувством страха и предчувствия, рассказчик задается вопросом: «Отчего же так угнетает меня один вид дома Ашеров?» Пока он размышляет над этим вопросом, его осаждают «непостижимые образы». Он смотрит в озеро, но отражение только подстегивает «стремительный рост» ужаса. Его охватывает странное чувство:

«Воображение мое до того разыгралось, что я уже всерьез верил, будто самый воздух над этим домом, усадьбой и всей округой какой-то особенный, он не сродни небесам и просторам, но пропитан духом тления, исходящим от полумертвых деревьев, от серых стен и безмолвного озера, – все окутали тлетворные таинственные испарения, тусклые, медлительные, едва различимые, свинцово-серые[39]».

Точно заразный миазм, этот адский, тягостный эфир тяготит обитателя дома Родерика Ашера, его друга детства.

Ашер сильно изменился в результате нервного расстройства и приобрел черты «неизлечимого курильщика опиума». Его сестра, Мэдилейн, также больна и становится все слабее, пока не умирает и не оказывается похороненной за металлическими дверями семейного склепа.

Во время свирепой бури Родерик отчаянно развлекает своего друга чтением рыцарской легенды. С сильным грохотом дверь склепа распахивается, и Родерик, вскакивая, кричит: «Безумец! Говорю тебе, она здесь!»

Мэдилейн появляется у входа, завернутая в окровавленный саван – либо похороненная еще при жизни, либо воскресшая в результате слияния бури и живительного эфира вокруг дома.

Мэдилейн падает брату на грудь и увлекает его за собой на пол. Рассказчик, оседлав коня, мчится прочь из этого дома. Позади него вспыхивает «ярчайший свет»: то сияла, заходя, багрово-красная полная луна, и яркий свет ее лился сквозь трещину. В итоге дом раскалывается на две части, погружаясь в собственное отражение в озере.

Особняк, удвоенный собственным отражением в озере, зеркально отражается в песне Родерика «Обитель приведений», аллегории его собственного распада и распада семейной линии Ашеров. «Падение дома Ашеров» – это гипнотическое, фрактальное размышление об удвоении и симметрии, от образов (дом, братья и сестры) до звуков (тихие и стремительные, дрожащие и вихревые) и формы. История построена в виде хиазма. Начальные элементы перекликаются с концовкой, ускоряясь по направлению к центральному событию рассказа: смерть, погребение и возрождение Мэдилейн. Сестра Ашера, леди Мэдилейн (Madeline), – это леди, которая «проводит линию» между двумя частями (made line): она оживает во время лихорадочного чтения и вновь исчезает, когда страницы закрываются.

От размышлений рассказчика о психологическом воздействии каждого кирпича в особняке до окончательного разрушения – это интенсивная самосознательная аллегория художественного строительства, размышление о композиции и распаде. «Неразрешимая тайна» дома Ашера заключается в том, что он представляет собой структуру, предназначенную для разрушения.

По испытывал новые литературные формулы. В «Ашерах» сочетаются элементы готических и фантастических рассказов (как и в более раннем «Метценгерштейне»), апокалиптический язык из книги Откровения и образы из алхимии: багрово-красная луна, восходящая в конце произведения, рассматривается как отсылка к «красному королю», знаменующему завершение Великой работы алхимиков, которую некоторые интерпретируют как мистическое освобождение души из темницы тела. В эту пьянящую смесь он добавил эфиры, атмосферы и энергии экспериментальной науки. «Родовой столб» готической усадьбы был заряжен электричеством «вольтового столба», или батареи, жизненный цикл дома разворачивался в его некогда питательной, а теперь ядовитой среде. Сосредоточенность рассказа на технических эффектах и размышления о живописи, архитектуре, музыке и поэзии сделали его весьма привлекательным для последующей переработки в средствах массовой информации. «Ашеры» вдохновили музыкальные и кинематографические подражания, от Клода Дебюсси и Жана Эпштейна до Альфреда Хичкока и Филипа Гласса.

По обратил свое самосознание в отношении техники в сатиру на собственные методы. В статье «Как писать рассказ для Blackwood’s» он обращается от лица начинающей писательницы, синьоры Психеи Зенобии, которая просит совета у легендарного редактора журнала Blackwood’s Magazine, желая написать один из эрудированных рассказов о сенсациях и встречах со смертью. В результате они прославили журнал и вдохновили Эдгара По на собственные рассказы от первого лица. Подход мистера Блэквуда – это как рисование по номерам. Он говорит ей: «Попадите в такую передрягу, в какую еще никто не попадал: упадите с воздушного шара, залезьте в вулкан, застряньте в дымоходе. Затем выберите тон: дидактический, восторженный, естественный, лаконичный, отрывистый, возвышенный, метафизический или трансцендентный. Теперь наполните его «духом эрудиции», вставив образные выражения из латинских, древнегреческих или немецких томов».

Психея Зенобия следует формуле, записывая свой опыт восхождения на часовую башню и – в буквальном смысле – потери головы. Результатом становится еще одна повесть, «Коса времени» – готическая буффонада, высмеивающая формулы фирменных рассказов По, доводящая арабеск до гротеска и отправляющая метод и механизм с рельсов в безумие.

Потерянный в толпе

После более чем годичного пребывания в Burton’s По начал еще один «связный рассказ», серийный роман, действие которого происходит в восемнадцатом веке и наполнено описаниями возвышенных пейзажей американского Запада. Он представил «Дневник Джулиуса Родмена»